Рок-поэтика

«Вспомогательными» лексемами, формирующими концептуальное поле страх, у Дягилевой выступают лексемы боль, горе, беда. Концепт молчание, сопрягаемый в текстах Дягилевой с переживанием боли, горя, страдания («заглушенный крик»), вероятно, можно рассматривать с позиций христианского подвижничества («молчальники»). Используемые фразеологизмы и метафоры отражают физическое и душевное состояние человека, испытывающего страх.

В контексте христианского мировосприятия страх у Дягилевой эксплицирует опасность бездуховности и безличности как абсолютной смерти.

Общение с аудиторией

Сценическое поведение Янки можно расценить как «малоинформативное»: выходя на сцену, Янка не примеряла на себя никакой актерской маски («Янка была максимально непрофессиональна на сцене, она не умела артистически скрыть паузы, подать себя <…> она была абсолютно простой» [81, с. 397]). Ее общение с аудиторией в паузах между исполняемыми произведениями состояло из редких вынужденных реплик и ответов на записки из зала.

Никакой эпатирующей экспрессии не было — только игра и исполнение своих песен. Тем не менее, в критике и воспоминаниях ее выступления описаны как парадоксальный синтез «живительной и драматичной женственности» и «мужской, почти медвежьей мощи», которая «покрывала зал с головой»; «завораживающее сочетание недамского размаха и эпичности с щемящим лиризмом» [там же, с. 33]. Интервью она принципиально не давала62, за исключением одного, в котором объясняет, почему не общается с репортерами (!): «…Я вообще не понимаю, как можно брать-давать какие-то интервью. Я же могу наврать — скажу одно, а через десять минут — совсем другое. А потом все будут все это читать. Ведь человек настоящий только когда он совсем один, — когда он хоть с кем-то, он уже играет. Вот когда я болтаю со всеми, курю — разве это я? Я настоящая, только когда одна совсем или когда со сцены песни пою — даже это только как если, знаешь, когда самолетик летит, пунктирная линия получается, — от того, что есть на самом деле» [там же, с. 12].

Таким образом, Янка руководствуется принципом «антитеатральности»: вместо того, чтобы играть какую-то роль, соответствующую определенному сценическому имиджу, она, напротив, именно на сцене снимает с себя все маски, пытаясь в полной мере стать самой собой. Это иллюстрирует актуализацию «экзистенциальной установки» рока, которая направлена на разрешение «последних вопросов», — на концертных выступлениях, в песнях, обращенных к другим, можно говорить о подступах к истине как Истине в абсолютном смысле, заглянуть в себя и заставить других сделать то же.

В немалой степени это стало возможно и было реализовано посредством особой музыкальной формы преподнесения произведений — не «демократичной» акустики, а сверхгромкого, угнетающего, агрессивного, «остервенелого», панковского визжания электрогитар и шума барабанов в тот период времени, когда Дягилева выступала совместно с группой Егора Летова «Гражданская Оборона».

Янка исполняла свои произведения первоначально только в «акустике» (одна, под аккомпанемент шестиструнной гитары, т.е. в так называемом «бардовском варианте»). Такое исполнение не предполагало большой «стадионной» аудитории, которая, видимо, и не нужна была автору63. Кроме того, акустика была рассчитана и на «бардовскую» форму восприятия — «всех сразу предупредили, что «не надо, ребята, здесь скакать, рубиться не нужно, просто садитесь и слушайте» [81, с. 417].

После знакомства на одном из фестивалей с лидером панк-группы «Гражданская Оборона» Егором Летовым Янка играла и в «электричестве», будучи солисткой и бас-гитаристкой рок-группы «Великие Октябри», а позднее — «Гражданской Обороны»). Многие видят в «егорлетовском», «панковском» электро-варианте сочетание несочетаемого: женского вокала с яростной панк-основой: «скрежещущие звуки электрогитар и грохот сбивающихся барабанов мешали добраться до смысла стихов», однако именно такая музыкальная форма способна была отразить «летящий захватывающий лейтмотив времени» и «плач вселенской женщины по утрате каких бы то ни было ценностей, ориентиров и смыслов» [там же, с. 191]. И в музыкальном плане, и по отношению к исполнительской манере Дягилевой можно говорить о простоте и безыскусности: ее голос «звучал идеально, сильно, никогда не допуская ни одной случайной ноты мимо, никаких предвиденных или непредвиденных визгов, неровностей, никаких бессмысленных украшений, хрипов и рыков, никаких клокочущих скачков из нижнего регистра в фальцет. Только прожитое, только содержимое песни. И никакого кривляния и позерства» [81, с. 267]. Здесь можно говорить о сознательном отказе от «игры голосом», использования вокальных модуляций. Можно сказать, что Дягилева символизирует своим творчеством переходный период: от бардовского, «акустического» не-массового рока к «электрическому» року стадионных масштабов и принципиально группового состава.

«Монологичность» как скрытый диалог