Рок умер – а мы живем

Правда, спорить не стал. Почувствовав внутри угрожающую тряску, махнул рукой, отдал Димычу дубликат ключей от квартиры и кодового замка, поехал на работу… Вообще, в последнее время он старался ни с кем не спорить, не выяснять отношений, не торговался – в самой завязке любой щекотливой ситуации его начинало потряхивать, скулы сводила судорога, глаза становились влажными, и хотелось или отойти, или сказать что-то острое, убийственно-грубое – такое, чтобы противник оказался обезоружен, раздавлен. И однажды Чащин чуть было не поплатился, дав волю языку. Ехал в автобусе, купив у водителя билет и пробив его компостером. Пробил в начале салона, а потом постепенно, под давлением входящих, оказался почти в хвосте; билет, немаленького размера прямоугольник из твёрдой бумаги, привычно-машинально свернул в трубку. И тут ввалились контролёры, крепкие, похожие на бандитов. Стали торопливо проверять билеты. Чащин показал свой. «Где компостировал?» – нагло щурясь, спросил один из них. «Там», – Чащин кивнул. «А почему там, если ты здесь? И вообще, – брезгливо покрутил измятый билет контролёр, – он у тебя в кармане-то потомства не успел наделать? Месяц там валялся, а? Ну, чего делать-то будем с тобой?» От этого тона, от «тыканья», от того, что к нему ни с того ни с сего имеют какие-то претензии, предлагают что-то «делать», Чащина затрясло, скулы стали крепкими и тяжёлыми, и он, неожиданно для себя, непроизвольно, громко, тонковатым голосом, с немужской обидой выкрикнул: «Да пошёл ты в жопу!» Выхватил билет.

Это могло кончиться если не дракой, то долгими, изматывающими разборками, быкованием контролёров. Но – обошлось. Парень ошалел на секунду, а потом пообещал: «Я тебя сам туда отправлю» – и полез дальше по забитому людьми салону, принимая протянутые билеты, проверяя проездные документы… А Чащин долго не мог унять нервное дрожание, неловкость, возмущение. И хотелось догнать контролёра и – или, схватив за волосы, долго бить кулаком в круглую наглую морду, или извиняться, объяснять, что он всё сделал правильно, прокомпостировал билет в этом автобусе; что он не заяц…

Нечто похожее чуть было не случилось и во время утреннего общения с Димычем – вспыхнуло желание немедленно взять и выгнать, но и тут же – усадить в кресло, сесть напротив и подробно, обстоятельно объяснить, как живёт здесь, как дорожит этой квартирой, из чего складывается его день. И так далее… Но он побоялся, что, начав объяснять, собьётся на оскорбления, на колкие, обидные слова. Что всё закончится ссорой. И потому махнул рукой. Будь что будет.

Заглянул Игорь.

– Ну как, подготовил?

– Почти. – Чащин, торопливо пожав его руку, продолжал сокращать информацию о фильмах. – Много лишнего.

Игорь, по своему обыкновению, присел на край стола. Достал «Зиппо», поиграл, покрутил колёсико.

– Друга-то встретил?

– Да-а.

– Не хило, вижу, гуднули. Водку пили?

– Её…

– Молодцы. Сибиряки… Он тоже ведь оттуда, земляк твой?

Чащин пересилил желание сказать, что Игорь мешает; наоборот, оторвался от бумаг, вытряхнул из пачки «Винстона» сигарету. Ответил:

– Земляк. – И, опережая дальнейшие вопросы, добавил: – Мы с первого класса знакомы. В Питере вместе учились, в одной группе играли.

– Да ты что! – Игорь громко звенькнул крышкой зажигалки. – Кру-уто. Вот, глядишь, опять соберётесь, дадите угару.

Чащин покривил губы.

– А чего кривишься?! Сейчас снова на панк мода пошла. Конечно, с ирокезом на башке тебе уже поздно, а так… Будете такими интеллектуальными панками. «Люмен» слышал? «Мы никогда не доживём до пенсии, как Сид и Нэнси, как Сид и Нэнси». Нормальные ребята, песни – в самую тему. Да и у тебя тоже, помню, довольно такие были… без мать-перемать.

– Я же акустику играл. А для электричества всякие были…

– Ну! Тем более! – Игорь уже горел идеей вывода Чащина и его земляка на сцену. – Прикинь, у нас в редакции будет своя звезда. Интервью дадим, информационную поддержку окажем по полной. Кстати, в этом номере с «Люменом» интервью идёт. Неплохое. Интеллигентные парни… Нет, Дэн, ты подумай, действительно. Сейчас, говорю, самое время для такой музыки. Снова бурление, недовольство. Можно на этой волне подняться легко и без особых затрат. Подумай… Земляк-то твой как, играет?

– Не знаю… С гитарой приехал.

– Ну видишь! Он кто – гитарист, басист?.. Дадим объявление, что группа ищет барабанщика и кого вам надо ещё, базу для репетиций. И – понеслось. Месяца через два можно где-нибудь отыграть. В «Точке» у меня связи остались…

– Да брось ты! – наконец нашёл силы перебить Чащин. – Какие концерты? Смешно же… Ладно, всё, у меня дел… Пять полос лишних.

– Ну-ка. – Начальник взял со стола листы, пробежал взглядом, уже суховато, по-деловому, дал указание выкинуть полуторастраничную рецензию на фильм «Сматывай удочки», наполовину сократить рецензии на «Корсиканца» и «Взломщиков сердец». («Только «Двенадцать друзей Оушена» не трогай – за него уже по объёму проплачено!»)

– И аннотации подрежь. – Игорь бросил листы обратно. – Ладно, работай, труженик.