Рок-звезда

Решившись, я сделала глубокий вдох и оживила экран, готовая ко встрече с тем, что ждет меня внутри, но слово «ПАРОЛЬ» большими буквами остановило меня. Под ним, как вызов, светились четыре пустые клеточки.

«У него там чертов пароль?»

Я попыталась набрать его день рождения. Свой день рождения. 1234. Адрес его родителей. Наш адрес. Я уже готова была пойти за молотком, когда электронные часы в правом верхнем углу экрана мигнули и переключились с 11:10 на 11:11.

«Одиннадцать одиннадцать».

Передо мной всплыли закатившиеся глаза Предсказателя Джона, когда он прошлой зимой пробормотал мне эти цифры. Это стало моим счастливым числом, любимым временем, но, может, это было чем-то большим? Может быть, эти цифры откроют мне правду?

Скрестив пальцы и затаив дыхание, я набрала 1111.

И оно сработало.

– Спасибо, Джон, – прошептала я вслух, надеясь, что Джон, где бы он ни был, услышит меня.

Сперва я пролистала список контактов. Половина в нем – имена девиц. Я имею в виду стриптизерш. Все они кончались на -и. Кэнди, Мэнди, Бэмби, Тамми, Тони, Балони.

А ниже, в конце, в разделе V, была чертова Виктория сука Бизли.

Предательница.

Я проверила перечень звонков Ганса, чтобы узнать, когда она меня заложила, но точного ответа не получила.

Потому что эта дрянь последние пару месяцев звонила Гансу почти каждый день.

Мое горло захлестнуло желчью, поднявшейся из желудка. Она обожгла мне рот, и я чуть не захлебнулась этой кислотной дрянью. То пятнадцать, то тридцать, то сорок две минуты, пока я торчала на работе, а вот пятьдесят девять минут, когда Ганс должен был быть на занятиях.

«Стоп. Погоди… Что? Нет. Нет, нет, нет, нет…»

Я в панике подскочила с кровати и кинулась в столовую. В этом крошечном помещении стояли только мой компьютерный стол и стул. Мой рюкзак лежал на столе, лопаясь от учебников, тетрадей и прочих учебных причиндалов. Рюкзак Ганса валялся в углу на полу. Схватив его, я вытрясла содержимое прямо на пол посреди комнаты. Из рюкзака, словно лавина правды, потоком ринулись на пол книжки, смятая бумага, баночки рецептурных таблеток, пластиковые пакетики с травой и крошечные стеклянные пробирки с остатками белой пыли внутри.

Я опустилась на пол и попыталась оценить эту кучу посторонним взглядом. Взглядом той, кто сможет предоставить мне полный отчет, но позже, потом, когда я буду в состоянии его принять.

Она оглядела все, делая для меня памятные зарубки. Она заметила, что на всех бумагах были неудовлетворительные оценки, и ни на одной не было даты позже, чем конец октября. Она вычислила, что Ганс, должно быть, вылетел где-то перед аттестацией в середине семестра, и, должно быть, именно тогда и превратил свой рюкзак в хранилище наркоты.

Потом моя помощница принялась за дело. Она не хотела оставлять этот бардак на полу. Для этого она была слишком сознательна. Она перетащила содержимое рюкзака Ганса на кофейный столик и разложила там, словно на красивой витрине в «Мэйсис». Она сложила в высокую стопку новые, никогда не открывавшиеся тетради. Разложила перед ними веером все работы, так, чтобы видны были провальные оценки. Выстроила сбоку оранжевую пирамиду из рецептурных банок, а потом выложила прозрачные пробирки поверх бумаг в форме звезды, ну, просто чтобы придать всему блеска.

О!

Сбегав в спальню, она вернулась с завершающим штрихом. Вишенкой, венчающей все это нагромождение лжи.

Мобильный телефон Ганса.

Теперь, когда Биби вернется, может быть, ей легче будет взглянуть на правду. Теперь, когда эта правда так красива. Упорядочена. Взята под контроль.

В отличие от остальной засранной квартиры.

«Может быть, надо пропылесосить, – подумала помощница. – Вымыть пол в кухне. Не помню, когда Биби в последний раз вытирала пыль. Или убирала постель. Плитки в ванной покрылись плесенью. Надо быстренько тут прибраться. И, может, выкинуть мусор, раз уж об этом зашла речь».

Я ничего не чувствовала. Ни о чем не думала. Я мыла. Я мыла, и мыла, и убирала, и раскладывала по местам, пока не взошло солнце, пока мои руки не затряслись от голода, а глаза не начали закрываться от недосыпа. Тогда я поубиралась еще немного.

И только когда запели птички, лучи солнца проникли в квартиру сквозь безупречно чистые раздвижные двери, а я начала в третий раз переставлять подсвечники на каминной полке, только тогда я наконец услышала звук поворачивающегося в замке ключа.

40

Повернувшись там же, у камина, я смотрела, как Ганс тащится по ступенькам наверх.

На нем не было походной одежды.

Он не нес никакого походного снаряжения.

На нем были майка и обвислые джинсы. На взлохмаченные, немытые волосы он натянул вязаную шапку. И весь провонял куревом и дешевыми духами. Я чувствовала это через всю комнату.