– Почему ты ушла? – обида в его голосе пронзила мое сердце острием вины.
– Меня начало тошнить, и я вышла наружу, на свежий воздух. А когда вернулась, увидела, что ты целуешь ту девицу из магазина, и я… я сорвалась. Прости. Мне не стоило уходить.
Ганс теснее прижал к себе мои руки.
– Нет, детка. Это ты прости. Клянусь, я не целовал ее в ответ. Она просто… напала на меня.
– Ладно, это ничего.
– Нет, не ладно, если это тебя огорчает.
Ганс выпустил мои руки и повернулся на барном стуле лицом ко мне. Притянув меня так, что я оказалась у него между ног, Ганс вгляделся в мое лицо, и я увидела, как он побледнел.
– Господи! – подняв обе руки, Ганс провел большими пальцами по моим щекам. Когда это делал
– Да нет, – я потрясла головой. – Правда. Это ничего. А толпа его любит.
– В жопу толпу! Ты погляди на себя!
Открыв глаза, я попыталась вообразить, что же видит Ганс. По лицу стекает черная краска. Волосы всклокочены. Глаза распухли. Я не собиралась рассказывать ему про Рыцаря, но я не могла допустить, чтобы он думал, что все это из-за него. Это была не его вина.
– Возле моей машины меня ждал Рыцарь, – выдавила я, опустив глаза в пол. Мое сердце бешено стучало в груди, пока я раздумывала, сколько еще можно рассказать, и ждала неизбежных вопросов. Я почувствовала, как все тело Ганса напряглось и стало горячим. Я почувствовала, как его глаза осматривают меня с ног до головы.
– И что он сделал?
Я не могла этого сказать. Не могла. Я и сама не знала толком, что там произошло. Что-то плохое. Что-то, чего я не хотела. Что-то, что могло все изменить. Но сейчас мне была так необходима любовь Ганса. Не жалость, не осуждение, не ярость и не боль. Мне нужно было, чтобы он обнял меня и сказал, что все будет хорошо.
– Детка?
От его ласкового голоса я чуть не сломалась, но все еще не поднимала глаз.
– Я не хочу об этом говорить, ладно?
– Эй… Что случилось? Мне ты можешь сказать.
Я помотала головой.
– Он тебя трогал?
– Ганс…
– Он сделал тебе больно?
– Ну пожалуйста…
– Он поднял на тебя свою проклятую руку, да? – от ярости в его голосе я зажмурилась, чтобы удержать готовые пролиться слезы.
Мне больше не нужно было мужской агрессии. Мне нужен был кто-то, чтобы обнять меня, на фиг.
– Где он? Скажи, куда он пошел?
– Не знаю. Неважно. Он ушел.
Ганс оперся о стойку бара и потрясенно уставился на меня.
– Это я виноват. Если бы не этот поцелуй, ты не оказалась бы там одна.
Это была именно та реакция, которой я пыталась избежать. Он не утешал меня. Он смотрел на меня, как смотрят на любимую лампу после того, как нечаянно столкнули ее локтем на пол. Как будто я была разбита. Как будто я была чем-то, что требует немедленной уборки.
– Прекрати на меня так смотреть! – заорала я громче, чем собиралась. – Просто скажи мне, что все это неважно! Ну пожалуйста? – я слышала, как мой голос срывается, но я уже зашла слишком далеко, и мне было пофиг. – Скажи, что тебе плевать, что там произошло. Скажи, что все будет хорошо. Просто… Скажи, что ты еще любишь меня!
Ганс выпрямился и обнял меня прямо во время этого всплеска. Он гладил меня по спине – сильно, а не легко, – целовал в макушку и утешал:
– Ну конечно, я тебя люблю. Почему ты вообще это говоришь? Ты – моя родная душа. Я люблю тебя с самой первой встречи. Не любить тебя – вообще даже не обсуждается. Разве ты этого не понимаешь?
Я кивнула ему в грудь и обхватила его покрепче.
– Ну, так что же?
– Что? – всхлипнула я.
– Вот это.
Это был он. Момент истины. То самое, ради чего я сюда пришла.
Поглядев на великолепное, сердитое, решительное лицо Ганса, я тихо ответила ему:
– Истинная любовь?
И при этих словах снова включился свет. Тот, что освещал суровые черты Ганса изнутри, смягчая их, и делая теплее.
Ганс улыбнулся. А потом сделал страшные глаза и беззвучно произнес:
Из моих легких непроизвольно вырвался смех.
Расплывшись в нелепой улыбке, я так же беззвучно ответила, выделяя губами каждую букву:
Встав, чтобы оказаться с ним лицом к лицу, я подняла руки ко рту, сделала глубокий вдох и безмолвно заорала:
Но прежде чем моя пантомима успела окончиться, Ганс наклонился и поцеловал меня прямо в раскрытый рот.