Рокировка по длинному пути

Гермиона, правда, очень расстроилась закрытием клуба, гораздо больше, чем хотела показать. Настроение у нее теперь скакало как бешеное. То глаза на мокром месте и бежать, то дергается по пустякам. С нами не общалась почти, с Гарри еще более-менее, а мне сквозь зубы цедила или смотрела как на пустоту. Когда она Гарри на вопрос — что ее огорчило? — чуть ли не криком ответила и, привычно поджав губы, чтобы не разрыдаться, из комнаты рванула, я не выдержал. Дождался, когда она в пустую гостиную вернется, решительно подошел и пару раз как следует грубо встряхнул.

— Какого черта происходит, Гермиона? — зло прищурившись спросил я. — Что ты бесишься и огрызаешься, как будто мы с Гарри тебе враги? Столько лет дружили, и теперь из-за мелких обид ты вот так, по-глупому, от нас отказываешься?

Я был готов к истерике, крикам, обвинениям и даже оплеухе, но девчонка неожиданно уткнулась мне в свитер и горько расплакалась, прижимая к груди сжатые кулаки.

Я сразу растерял весь свой пыл и неловко приобнял ее за плечи, притягивая к себе.

— Ну чего ты, Гермиона? Перестань плакать, — растерянно выдавил я, не зная, как ее утешить. — Я не пойму, если ты мне не скажешь. И не смогу помочь.

— Я просто устала, Рон, — подняла заплаканный взгляд Гермиона. — И ты мне не можешь помочь… никто не может.

— Что, настолько все плохо? — нервно сглотнул я — вид у нее был очень печальный. — Тебя кто-то обидел? Ты только скажи, и я…

— Да никто меня не обидел, — сипло, но уже спокойно ответила Гермиона и, отпрянув, села в кресло, принимая у меня платок, шумно сморкаясь и опуская голову, заслонившись волосами.

Я присел на пол возле ее кресла, чтобы видеть, когда она поднимет лицо, и поймать взгляд.

— Надоело все, — подняла пустые глаза Гермиона, а по щекам беззвучно скатывались слезы. — Крутишься, крутишься… пытаешься… и все равно толку нет.

— Почему нет? — слабо улыбнулся я.— Малышня тебя обожает. Учителя восторгаются. Враги завидуют.

— Да я не о том, Рон, — устало вздохнула Гермиона и шмыгнула носом. — Я никто, понимаешь? Для родителей — уродка, в магическом мире — грязнокровка. Я ни там, ни тут своей не могу стать. К отцу с мамой приедешь, и о чем говорить — не знаешь. Они так скованно себя ведут, как с посторонней или с калекой, и всё про соседей, работу, будни… ничего не спрашивают. Да и что я им расскажу? Их всё волшебное до смерти пугает. Я когда на первом курсе по дурости рассказала, что тролль в школу забрел, они чуть меня из Хогвартса не забрали. Думают, я не замечаю, как они на меня смотрят. Они жалеют… жалеют, что дочь неполноценной родилась. Которая к тому же большую часть года в интернате живет — не навестишь и не напишешь лишний раз. И похвастаться о моих успехах никому из знакомых нельзя — словно у них дочери и вовсе нет. Да и сами родители не понимают, да и не желают понимать, чем я занимаюсь. Для них магия — пустой звук, никчемные фокусы, уродство… генетический сбой. У нас и общего уже ничего нет. Нет, они меня по-прежнему любят… Собираются в следующем году в Австралию уехать — на родину матери. У ее отца там тоже стоматологическая клиника, а он уже стар и плох. И меня тоже заставляют ехать, хоть домой не возвращайся. Думают, подальше от школы и магического мира я более нормальной стану. А что я там делать с ними наедине буду? А тут, если останусь? Кому я тут нужна?..

— Нам, — уверенно ответил я, — мне и Гарри.

— Вот вам если только, — вздохнула Гермиона. — Да и то, нужна ли?.. Знаешь, Рон, я всегда тебе завидовала, — неожиданно прямо призналась она.

— Мне? — удивился я. — Чему там завидовать, Гермиона? Многодетной нищей семье? Дому-развалюхе? Клейму предателей?

— Ты, несмотря ни на что, тут свой, понимаешь? — с откровенной горечью добавила она. — Свой для магического мира. И даже Гарри свой, хотя у магглов рос. А я в книгах с утра до ночи роюсь, чтобы догнать… своей магическому миру стать… место в нем найти. Проявить себя, чтобы заметили, чтобы признали за свою. И что? Ты парой слов мне на мое место указываешь, и я себя потом дурой полной чувствую.

— Эм… Гермиона, я никогда не хотел тебя обидеть, — разволновался я. — Ты не думай, я не со зла. И если был груб, ты прости… Просто я иногда забываюсь и разговариваю с тобой по-простому, как с Гар…

— Да я знаю, — с раздражением перебила она. — Но ведь ты оказываешься прав. Разве нет? А я постоянно выставляю себя идиоткой. Делаю неверные выводы и несу маггловские взгляды в магический мир. Но как по-другому? Волшебники, они… они просто живут в отсталом средневековье… И я не могу стать частью такого общества, при всем желании, хотя очень люблю колдовать, и магию, и все волшебное — это мой мир. Но как современный человек может принять отсутствие нормальных законов? свобод? прав?.. Убить человека только за то, что раз в месяц он становится зверем! Владеть рабами в самом худшем смысле этого слова! Угнетать другие магические расы! И будь я хоть новым Мерлином, мне не светит в магическом мире ничего хорошего, он всегда будет отторгать меня, пытаться выжить обратно в мир простецов.