Рокировка по длинному пути

— Будет готов через полчаса, — деловито ответила мать, поправляя косынку и подвязывая фартук, — а вы все пока идите, займитесь чем-нибудь и не мельтешите под ногами.

— Рон, мы сегодня останемся здесь, — с некоторой запинкой обратился ко мне отец, словно не зная, чего от меня ждать. — Сириус не против, если ты займешь ту комнату, что и раньше. Можешь пока пойти отдохнуть, я принесу тебе вещи позже — мы, скорее всего, тут немного задержимся. Гермиона, тебе тоже не мешало бы разобрать вещи.

— А мы пока поболтаем с Сириусом, а потом домой, — встряли близнецы и, толкаясь и пихаясь, выскочили за дверь. Остальные потянулись следом, а последними вышли мы с Люпином и Тонкс — Гермиона выскочила одной из первых, словно не хотела оставаться со мной наедине. Конечно, для настоящих гриффиндорцев моя осторожность — трусость и предательство. Как я теперь понимаю Снейпа: юношеский максимализм и твердолобость — ужасно раздражающие качества.

В темной пыльной комнате знакомо пахло затхлостью, как в помещении, где никто давно не жил. Палочка в ладони привычно выписывала чары уборки, а потом я устало плюхнулся на кровать, тоскливо разглядывая уцелевшего паука, замершего в складках балдахина. Итак — я снова в этом ненавистном доме с неприятными мне людьми. Завтра прибудет Дамблдор, и моя выходка в любом случае выйдет мне боком. Теперь я уже не пацаненок одиннадцати лет, чтобы ласково меня пожурить и отечески наставить. Не знаю, какой план они утвердят, но я все равно не смогу больше ни на что повлиять.

Фениксовцы — это послушные солдаты, не умеющие думать самостоятельно. Генерал приказал — и они четко выполнили задание, без вопросов, анализа и сомнений. Дамблдор — великий светлый волшебник, и ему виднее, как правильнее. Может, на войне это и оправдано, если ты веришь главнокомандующему, вот только я Дамблдору не верил… Ему не нужны такие, как я. Впрочем, мама дожмет отца, и, скорее всего, Гермиона и близнецы в операции участвовать не будут, я — тем более, а остальные сами за себя решат. И все же, несмотря на браваду, завтрашняя встреча с Дамблдором меня страшила, чего скрывать. От сильных мира сего лучше держаться подальше — целее будешь.

После ужина все немного потолклись в гостиной. Тонкс кокетничала с Люпином. Тот вяло отвечал, исподтишка наблюдая за задумчивым Блэком. Тот явно витал в облаках и почти не слушал бубнящего Флетчера, немного ожившего после стакана вина и теперь втиравшего ему про какие-то котлы. Молли допытывалась у Артура, вернувшегося из «Норы», куда тот мотался за моими старыми вещами, как там Перси и Джинни. А Гермиона уткнулась в книгу, только чтобы со мной не разговаривать. За всё время нам так и не довелось перекинуться больше чем десятком слов, большинство из которых — просьбы передать хлеб или соус. Похоже, она еще не решила, как теперь ко мне относиться. Ничего, завтра прикатит Дамблдор и всё популярно ей объяснит.

Ночью я долго не мог уснуть, беспокойно ерзал в кровати и ворочался, мечтая, чтобы случилось чудо, и Дамблдор по дороге на Гриммо сломал себе шею. И чудо случилось, правда, не совсем так, как я себе нафантазировал.

Только задремал, как снизу, из коридора, раздался грохот, визги и ругань. Золотые наручные волшебные часы, что мне подарили родители на совершеннолетие, показали полтретьего ночи. Шум за дверью усилился, и я решил пойти посмотреть, но не успел выйти, как в комнату заскочил… Гарри, в темноте чуть не сбив меня с ног. Впрочем, мы свалились на его кровать, подняв облако пыли.

— Рон! Это ты! Вот это да! Как я рад тебя видеть…

— Гарри? Откуда ты взялся?.. — одновременно воскликнули мы, вглядываясь друг в друга, пытаясь что-то разглядеть в этой темени. Внезапно зажегся свет — на пороге возникла взволнованная Гермиона.

— Это правда ты, Гарри? — потрясенно застыла Гермиона, пока мы, стараясь подняться, слепо щурились, пытаясь её разглядеть. Потом она стремительно бросилась к нам и повисла у Гарри на шее.

— Боже мой, Гарри! Ты как тут оказался? — отпрянула она, засыпав обалдевшего парня вопросами, не давая и слова сказать.

— Сам не понял, — сумел найти брешь в монологе Гарри и оглянулся на дверь, за которой не смолкали вопли. — Может, послушаем? Самому интересно…

Мы тихонько прокрались на площадку, хотя можно было не осторожничать — внизу так орали, что слона бы не заметили. Мать растерянно жалась к отцу, всё время нервно поправляя халат, но на лице читалось такое облегчение, что я чуть не рассмеялся. Конечно, раз Гарри тут, значит, никому не нужно рисковать.

Артур, наоборот, демонстрировал озабоченность и почти не участвовал в разговоре. Тонкс, наконец, оторвалась от Люпина и во все глаза разглядывала Блэка. В ее взгляде явно читалось восхищение. Остальные орали и спорили с недовольными и раздраженными лицами. Сам Блэк транслировал упрямство и браваду.

— Как ты мог, Сириус?! — возмущался Кингсли. — А ты, Люпин, куда смотрел?

— Он ни при чем, — вскинулся Блэк, бросив виноватый взгляд на друга, — я сам.