Симусу только что не хватает рыжей кудрявой бороды и зеленого колпака, чтобы стать копией и эталоном ирландского весельчака с рекламы эля. Дин — дамский угодник и раздолбай, в черной строгой мантии — высокий, статный и уверенный в себе, как можно быть в себе уверенным только в восемнадцать. Невилл из неуклюжего тихони как-то незаметно превратился в высокого крепкого здоровяка, от которого за милю тянет добротой и безотказной заботой. И хрупкая, но фигуристая хохотушка Лаванда отлично смотрится на его фоне, дополняя его силу своей слабостью.
Все мы незаметно изменились и повзрослели. Завтра поезд умчит нас, и мы разлетимся по свету каждый в свою сторону, а когда встретимся вновь, то это будем уже не мы. Вернее, не совсем те мы, что когда-то были и учились вместе, а кто-то совершенно другой. Незнакомые мужчины и женщины с неизвестной пока судьбой. Школьная пора прошла, и мы выпускаемся в реальный неизвестный мир, где ничего нельзя решить снятыми баллами и отработкой. Это отдавало грустью, на самом деле. Она читалась у каждого за смехом, за внезапным молчанием и за задумчивым выражением лиц, частенько мелькавшими по залу. И всё же я был счастлив наконец покинуть школу.
Мы шумно попрощались с бывшими одноклассниками и прямо с вокзала порт-ключом отправились в Нору. Билл о нашем плане не знал, да и подставлять его не хотелось. И пару часов спустя, дав Молли поохать, поплакать и всех пообнимать, Гарри, Гермиона и Джинни отправились в Румынию с Чарли. А уже на следующий день меня потянули на Гриммо, где уже ждали все орденцы. Но при разговоре, кроме Дамблдора, присутствовали только Моуди, Кингсли и Блэк, от которого, похоже, не смогли избавиться.
Было очень не по себе, но я был готов к последствиям. Вернее, я думал, что был готов, пока Моуди орал на меня, не жалея глотки, пытаясь вызнать, куда я дел Избранного? Блэк смотрел волком, а Кингсли — с укоризной, но и каким-то проблеском понимания и одобрения. Иногда мне кажется, что он самый вменяемый из всей этой шайки.
А вот когда меня настиг гнев Дамблдора за мое самоуправство, я едва устоял. После допроса с пристрастием, я самонадеянно заявил, что Гарри не вернется в Британию. Директор вспылил, и от него пошла такая волна силы, что она ощущалась чем-то материальным. Как волна цунами, что сносит всё на своем пути. Теперь я уверовал, что Дамблдор самый сильный маг в Британии, не удивлюсь, что и в мире. Его сила потрясала воображение и восхищала бы, если в тот момент я мог бы внятно соображать и чувствовать что-то, кроме ужаса и удушья. Но его ярость схлынула так же быстро, как и началась, оставив после себя ощущение опустошения.
— Что ты наделал, Рон? — устало спросил Дамблдор, осев в кресле. — Ты хотел быть хорошим другом, но обрёк всех на гибель. Только Гарри мог остановить Волдеморта. Пророчество должно было свершиться.
— Это не так, сэр, — взяв себя в руки, возразил я. — В Гарри теперь нет крестража, как и защиты от Лорда. Он уже исполнил пророчество и поборол своего врага и убийцу у себя в голове. Остальное — ваша задача.
— Что значит нет крестража? — вскинулся и подскочил Дамблдор, хорошенько меня встряхнув. — Что ты об этом знаешь? Говори!
Я не без труда отстранился и вывалил из сумки на стол несколько покорёженных предметов, пристроив рядом пару флаконов с воспоминаниями.
— Все крестражи Лорда уничтожены. Тут они не все, но есть воспоминания. А тут, — я подал ему флакон, — разговор с шаманом о Гарри и о вас.
Дамблдор смерил меня пристальным холодным взглядом, под которым я невольно поёжился, и попросил у Блэка Омут. Воспоминания он смотрел один, пока присутствующие с недоумением переводили взгляды на меня и на стол.
— Эй, Рон? — неожиданно окликнул меня Блэк. — А что значит — в Гарри был крестраж? Ты о чём? Что это вообще такое?
— Лорд темным ритуалом отделил от себя части сущности, поместил их в разные предметы и спрятал, — подбирая слова, начал я. Судя по обалделым лицам Моуди и Кингсли, они тоже ничего о крестражах не знали и заинтересованно посмотрели на стол. И я поспешил рассказать свою версию, пока мне вселенское зло не приписали. — Одна часть сущности попала в Гарри, когда Лорд пришел его убить. Теперь, пока крестражи не уничтожить, Лорда нельзя убить — он будет возвращаться.
— А ты откуда всё знаешь, парень? — подозрительно проскрипел Моуди, накинув на дневник чары и переглянувшись с Кингсли.
— У меня в детстве случилась клиническая смерть, сэр, — просто ответил я. — После мне стали сниться сны или видения о будущем, и оно меня не устроило. Слишком много погибших и разрушенный Хогвартс. Потому я исправил всё, что мог.
— Ты хочешь сказать, Рон, — спокойно спросил Кингсли, внимательно глянув на остатки диадемы, — что Темный Лорд должен убить Гарри, иначе он бессмертен?
— Да, — прямо ответил я, смотря в его проницательные черные глаза. — Но в пророчестве сказано о победе над духом, а не над телом Лорда. В теле не могут жить две сущности, они рано или поздно будут бороться друг с другом, и победит только одна.