Рокоссовский

– Нас выдаете врагу, а ведь мы для Красной Армии ничего не жалели... если надо – и последнюю рубашку отдали бы.

Голос его стал еще более хриплым, он волновался, и горло его перехватывали судороги.

– Я старый солдат, в империалистическую войну два раза ранен был. Если бы не эта треклятая болезнь, и сейчас бы пошел защищать Россию. Я знаю немцев. Я воевал с ними. Мы тогда врага на русскую землю не пустили. Что же вы делаете?

Спутники Рокоссовского вновь пытались объяснить старому солдату, что враг очень силен, что отступление временное, но уверенности в том, что они смогут убедить старика, в голосах их не чувствовалось. Один Рокоссовский не сказал ни слова. Молча, упершись взглядом в выщербленный пол избы, выслушивал он все. Наконец командарм поднялся:

– Нам пора идти. – И, сделав несколько шагов к двери, круто повернулся. – Верь моему слову, солдат: мы вернемся!

Через несколько минут он уже вновь шагал по дороге и по-прежнему казался невозмутимым и хладнокровным. Лишь через полчаса он на секунду задержался, наклонился к месившему рядом грязь Лобачеву и тихо сказал, почти прошептал:

– Как он говорил: «Что же вы делаете...» Лучше бы мне дали пощечину!

Генерал Рокоссовский сдержал слово, данное старому русскому солдату, а встречу в лесной деревушке помнил до конца своих дней.

В эту ночь шагать пришлось почти без перерыва. Вскоре после привала произошло радостное событие: разведчики обнаружили колонну советских войск, двигавшихся в том же направлении. Это были части 18-й стрелковой дивизии, состоявшей из ополченцев города Москвы. Короткий разговор, приказ – и ополченцы движутся вместе со штабом 16-й армии. Теперь Рокоссовский располагал достаточно серьезной силой, для того чтобы прорваться в любом направлении.

Уставшие, промокшие, голодные люди прошли за ночь по бездорожью не менее 30 километров. 8 октября, едва посветлело небо, как над лесом начал кружить самолет У-2. Через несколько минут он приземлился. Рокоссовскому донесли, что, по сведениям летчика, в Гжатске наши войска и вчера там были Ворошилов и Молотов.

До Гжатска оставалось не более 10 километров, радостная весть мгновенно распространилась в колоннах. К этому времени совсем рассвело, открылся обзор на большое расстояние. Так как после ночного перехода люди устали, Рокоссовский решил дальнейший путь проделать на машинах. Из предосторожности в передовой отряд командарм направил два танка и броневик, а кавалеристам эскадрона НКВД приказал провести разведку переправ через реку Гжать севернее города. Во втором эшелоне двигались ополченцы 18-й дивизии.

Дивизионному комиссару Лобачеву очень хотелось побыстрее попасть в Гжатск.

– Может быть, еще застану Ворошилова!

– Отправляйтесь с передовым отрядом, – разрешил командарм, – но только в бронемашине. И ни в коем случае не лезьте вперед.

Колонна, растянувшаяся в огромный хвост, тронулась по направлению к Гжатску. Все испытывали понятное в тех условиях желание побыстрее соединиться со своими и торопили водителей. Поэтому основная колонна почти настигла передовой отряд, порядочно растянувшийся. Уже неподалеку от моста через Гжать следовавший первым танк БТ-7 взорвался на мине, и вслед за тем передовое охранение подверглось обстрелу из пушек и крупнокалиберных пулеметов. В броневик Лобачева, когда он стал разворачиваться, сзади угодил снаряд-болванка, не причинивший, к счастью, серьезного вреда.

С автоматами в руках Рокоссовский, Малинин и Другие командиры штаба, выскочив из машин, организовали цепь. Стало ясным, что сведения летчика были ложными – Гжатск уже находился в руках противника, мост оказался взорванным, и прорываться в этом направлении было бы бессмысленно: в дневное время немцы имели возможность быстро сконцентрировать свои силы и легко расправиться с группой Рокоссовского. Поэтому командарм принимает единственно правильное решение: подкрепив частью сил 18-й дивизии передовой отряд, ведший огневой бой с противником на западном берегу Гжати, он с остальными частями и колонной автомашин начинает движение к северу, куда предусмотрительно были посланы кавалеристы-разведчики.

Пока временные заслоны вели бой, основная масса группы, двигаясь перекатами, сумела оторваться от врага. Вновь последовал марш по лесной дороге. Здесь то и дело стали попадаться отдельные отряды советских бойцов и командиров, большие и маленькие, Рокоссовский немедленно присоединял их к своим войскам. Все выходящие из окружения утверждали, что внутреннее его кольцо можно прорвать, лишь минуя основные магистрали, которые противник оседлал прочно. Следовало предполагать, что внешнее кольцо окружения тоже удастся преодолеть, оно не могло еще стать прочным.