Рокоссовский. Клинок и жезл

В этот раз он вошёл к Верховному вместе с А. М. Василевским и Н. Ф. Ватутиным. «Рассматривался вопрос об освобождении Воронежа, — вспоминал маршал. — Ватутин предлагал наступать всеми силами Воронежского фронта непосредственно на город. Мы должны были помочь ему, сковывая противника на западном берегу Дона активными действиями левофланговой 38-й армии. Я знал, что Ватутин уже не раз пытался взять Воронеж лобовой атакой. Но ничего не получилось. Противник прочно укрепился, а нашим войскам, наступавшим с востока, прежде чем штурмовать город, надо было форсировать реки Дон и Воронеж. Я предложил иной вариант решения задачи: основной удар нанести не с восточного, а с западного берега Дона, используя удачное положение 38-й армии, которая нависает над противником севернее Воронежа. Для этого надо только подтянуть сюда побольше сил, причём по возможности скрытно. При таком варианте удар по воронежской группировке наносился бы во фланг и выводил наши войска в тыл противнику, занимавшему город. Кроме того, этот удар неизбежно вынудил бы противника ослабить свои силы, наступавшие против Юго-Западного фронта. В той обстановке такой вариант, по моему глубокому убеждению, был наиболее правильным».

Сталин не поверил в перспективу плана Рокоссовского.

В сентябре войска Ватутина, усиленные резервами Ставки, атаковали. Штурм не удался. Умело организованная оборона противника прерывала огнём и контратаками любую попытку ударной группировки Воронежского фронта продвинуться к Воронежу. Измотав наши войска, немцы перешли в наступление, и положение Ватутина снова ухудшилось.

А южнее начиналась битва за Сталинград. 19 августа немецкие танковые армии предприняли мощное наступление в направлении на Сталинград. Уже через несколько дней оборона наших войск оказалась прорванной, и вскоре авангарды 6-й армии генерала Паулюса[78] вышли к Волге, охватывая город с трёх сторон.

Снова, как и год назад под Москвой, обстановка накалилась до предела. Снова решалось — быть или не быть.

Накануне немецкого прорыва к Волге в наших войсках зачитали Приказ № 227, получивший народное название «Ни шагу назад». Суть приказа, если отбросить все его констатации и обязательный пафос момента, сводилась к следующему: необходимо любой ценой остановить прорвавшегося на юг врага; отход, не санкционированный высшим командованием, считать предательством и дезертирством; лица, повинные в таком отступлении, должны быть либо арестованы, либо уничтожены на месте. Создавались заградотряды.

В это время с той же жестокой необходимостью командующий войсками Брянского фронта издал свой приказ: «Всех, замеченных в проявлении трусости и паникёрстве, взять под особое наблюдение, а в необходимых случаях, определяемых обстановкой, применять к ним все меры пресечения… вплоть до расстрела на месте».

Приказ есть приказ. Он должен исполняться. Иначе он будет в полной мере применён к тому, кто его не исполняет. Эту простую истину на фронте хорошо усвоили с лета 1941 года.

Следовал ей и наш герой. Чтобы понять то поколение, их поступки, дела и судьбы, не стоит идеализировать никого. Такой взгляд просветляет многие воды…

Южнее шли бои уже в самом Сталинграде.

Сталин стал чаще звонить Рокоссовскому по ВЧ (высокочастотная связь). Интересовался обстановкой и тут же переходил к теме Сталинграда. «Разговоры сводились к тому, — вспоминал маршал, — что под Сталинградом тяжело и нашему фронту следовало бы выделить часть войск для усиления этого направления. Я отвечал, что наиболее существенной помощью была бы отправка туда танковых корпусов. Сталин охотно соглашался с этим. В срочном порядке мы отправили к Волге танковые корпуса — сначала М. Е. Катукова, а затем П. А. Ротмистрова. Обычно в конце каждого разговора Сталин просил подумать, что бы мы ещё могли сделать в помощь защитникам Сталинграда».

В сентябре Верховный позвонил в очередной раз. Рокоссовский уже приготовил к отправке последний танковый корпус — 16-й генерала А. Г. Маслова. Корпус был значительно ослаблен предыдущими боями. Часть боевых машин удалось отремонтировать и вернуть в строй. Но Сталин, как всегда поинтересовавшись положением дел на фронте и услышав фразу о полном затишье, спросил:

— А не скучно ли вам, товарищ Рокоссовский, на Брянском фронте в связи с такой обстановкой?

— Пожалуй, скучно, товарищ Сталин.

— Я так и знал. Вот что: оставьте дела на своего заместителя и срочно приезжайте в Москву.

В Москву Рокоссовский выехал на машине.

Всю войну его требования к своему быту и условиям работы оставались самыми скромными. Никаких спецвагонов, а уж тем более спецпоездов. Машину командующего сопровождала машина охраны — несколько автоматчиков с лейтенантом во главе. Вот и весь кортеж.

В Ставке Рокоссовского встретил Жуков, в то время заместитель Верховного главнокомандующего. Как представитель Ставки он тогда руководил всеми операциями, проводимыми на Сталинградском фронте.