Роковая награда

Они вышли из гостиной и очутились в столовой. Черногоров отворил дверь справа и пригласил Андрея. Это была комната хозяина, маленькая и скромно обставленная. Кирилл Петрович достал из шифоньера полосатый халат и объяснил:

– Ванная рядом с передней. Переоденьтесь. Одежду оставьте там же, я ею займусь… И ничего не говорите. Вперед!

* * *

Минут через пять умытый и причесанный Андрей нашел Черногорова в гостиной – хозяин читал газету.

– Готовы? Вот и славно, – оторвался от чтения Кирилл Петрович. – Присаживайтесь, подождем Полину. Вы отыскали в ванной домашние туфли? Отлично.

Рябинин поблагодарил и уселся в кресло.

– Веселая выдалась прогулка? – улыбнулся Кирилл Петрович.

– Отметили первую грозу, – кивнул Андрей.

– Слыхал, вы ездили в Вознесенское и имели там инцидент? – неожиданно сменил тему Черногоров и пояснил. – Не удивляйтесь, наше ведомство работает быстро и четко. Уже сегодня днем сообщили в уезд, а мне доложили по телефону перед вашим приходом. Однако все уладилось благополучно?

– Это было скорее недоразумение, нежели инцидент. Пустяки.

– В таких местах, как Вознесенское, мы следим за любым пустяком, – строго заметил Черногоров. – Вознесенское – село неблагонадежное!

Андрей пожал плечами:

– А мне Вознесенское показалось весьма приличным местом.

– А вы – довольно лояльны к крестьянству, – сухо рассмеялся Кирилл Петрович.

В гостиную вошла Полина, в китайском шелковом халате, длинном до пят.

– Ого! У нас прямо халатная компания, – бросила она и плюхнулась в свободное кресло. – Благодарю, папочка, что не оставил Андрея без внимания. Ха! Ему твой халатик впору, разве что чуточку коротковат.

Мужчины слушали ее с благодушными улыбками.

– Грозу видел? – обратилась к отцу Полина.

– Только слышал, – отозвался Кирилл Петрович. – Я работал.

– Жалко, что сам не видел, шикарная была гроза. Мы славно прогулялись, – Полина таинственно посмотрела на Андрея.

Черногоров перехватил взгляд дочери, и его левая бровь дрогнула. Рябинин краем глаза уловил это движение и в душе пожурил Полину.

– Пора пить чай, – она поднялась и взяла Андрея за руку. – Мы идем на кухню.

– Помилуй, Полиночка, дай нам хоть словечком перемолвиться! – развел руками Кирилл Петрович.

– Успеете, – отрезала Полина и потянула Рябинина из гостиной.

В дверях она остановилась:

– Ты ужинал, папочка?

– Так точно, спасибо, – Черногоров поклонился. – Грозным завтра не буду, потому как сыт, да и момент неподходящий, чтобы сердиться.

– Что так? – заинтересовалась Полина.

– Забыла? Завтра открывают доску в мою честь на стекольной фабрике. Я обязан быть, да к тому же с благостной миной.

– Ах да! – Полина всплеснула руками и пояснила Андрею. – Папочкиным именем назвали фабрику. Представляешь, какой бред? Папа, не перечь, это именно бред.

– Милая моя, инициатива исходила от коллектива. Тридцать лет назад я начинал трудовую и революционную деятельность именно на этом предприятии, – терпеливо «просветил» ее Черногоров и вздохнул.

– Согласна. И все же, зачем переименовывать фабрику, портрет в полторы сажени вешать? – пожала плечами Полина и, изобразив просящее лицо, капризным голоском проговорила. – Па-почка! Пусть и моим именем назовут какую-нибудь школу или детдом, а? Чем я хуже – я, как-никак, дочь Черногорова!

Кирилл Петрович махнул рукой и отвернулся.

– Идем, Андрей, – прыснув, скомандовала Полина.

Черногоров поглядывал на темное небо и прислушивался к голосам на кухне. Дочь спрашивала, какой чай предпочитает Андрей – индийский или китайский, с травами или без, с вареньем или бубликами.

Кирилл Петрович встал, прошел в кабинет, распахнул окно и закурил. Пахло свежестью и мокрой листвой, папиросный дым казался тяжелым и неуместным. Он отталкивал, сбивал с пути ободренных сыростью комаров. Черногоров думал о дочери. С той самой поры, как он почувствовал себя зрелым человеком, мечтал Кирилл Петрович о сыне. Представлял он наследника, разделяющего его взгляды, преемника и продолжателя отцовского дела. Черногоров проигрывал в уме продожительные беседы с сыном о секретах мужской философии, о предназначении человека в этом мире, о самоотверженной борьбе за идею. Тем не менее в холодном тюремном каземате известие о рождении Полины его порадовало – где-то билось родное сердце.

Теперь Кирилл Петрович считал себя – тогдашнего – дураком. Его дочь с каждым днем оправдывала надежды отца.

«Полина поступает, как поступил бы я, – с улыбкой думал Черногоров. – Она нападает первой, не оставляя шансов противнику. Ее ум быстр и циничен. М-да-а, попадется будущему муженьку этакая штучка!.. Похоже, у них с Рябининым складывается все серьезно. Впрочем, он – неплохая партия: крепкий, волевой малый. Как закаленный клинок… И все-таки клинку нужна не только достойная оправа, но и верная рука, им управляющая… А может, и вправду – уговорить его заняться совместным делом, вовлечь в жизнь семьи во всех, так сказать, направлениях. Хорошая идея».

Кирилл Петрович погасил окурок и направился в кухню. Оттуда доносился громкий голос Полины. Черногоров остановился послушать: