Роковая ошибка княгини

«Нет, нет, я ни в коем случае не хотел сказать, что он честный, добрый человек! Он тоже по-своему чудовище. Но её (Юлию Николаевну) он не убивал, как бы там ни было. Её убил (кивок на страницу в блокноте) Кройтор. Веришь ты в это или нет, но это так»

- Максим Стефанович, - начала, было, Александра, но тотчас же замолчала. Что она хотела сказать? Попросить его быть благоразумным и не нести всей этой чуши про украденных детей и мёртвых младенцев? Это была не чушь. Точнее, не так – чушь или нет, но Рихтер свято верил в то, что говорил.

И эта история о его убитой возлюбленной. Стал бы он шутить такими вещами? Стал бы лгать? И отрезанный язык… Вот почему он не говорил всё это время? В рот ему не заглянешь и не проверишь, но такими вещами не шутят тем более.

А что тогда ему сказать? Что Юлия Николаевна решила напоследок ещё раз использовать его, ради своего бессовестного обмана? Чтобы он окончательно и бесповоротно возненавидел её, уже покойную, и за всё сполна расплатившуюся? Саша бы этого никогда не сделала. Да и потом, не так уж она и была уверена в том, что Волконская солгала.

Вполне возможно, что и нет. Достаточно посмотреть на Мишеля, чтобы в этом убедиться.

«Он же на неё нисколечки не похож, ни капельки, Господи!»

И, вместо какой-то, несомненно, дельной фразы, Саша лишь простонала что-то невразумительное, и вновь закрыла лицо ладонями. Она понимала, что Максим Стефанович ей не лгал. Может быть, лгали ему. Но не во всём.

История с похищенным сыном была правдой. И с бедной девушкой-акушеркой, своей жизнью поплатившейся за жизнь новорожденного, тоже не была вымыслом. И Максим Стефанович, искалеченный как физически, так и духовно, был вполне реальным. Стоял напротив, смотрел с жалостью.

«Вам бы побольше обо всём этом узнать», посоветовал он, когда Александра вновь на него посмотрела.

- Это уже не ко мне, – с обидой ответила она, и кивнула на Мишеля. – Это к нему. Меня к их аристократичному обществу и на порог не пустят! Я и сейчас здесь всего лишь как переводчик, иначе ко мне бы, м-м, не снизошли обратиться!

«Зачем она так?», почти с обидой подумал Мишель. А потом вдруг понял, что все её слова были правдой. Она говорила как есть, переняв у него эту немного жестокую манеру называть вещи своими именами, рубить с плеча.

«Скажи ему всё. Он должен знать», попросил Максим Стефанович.

- Я скажу.

«Он может вспомнить что-то ещё… Он может знать, почему он (Кройтор) объявился столько лет спустя. Она (Юлия Николаевна) могла обмолвиться. Он может знать больше, чем мы с тобой вместе взятые, с нашими глупыми догадками! Обязательно скажи ему обо всём»

- Я скажу. – Повторила она.

«Правда ему не понравится. – Не стал отрицать очевидное Максим Стефанович. – Такая правда никому не понравится. Но он… я уверен, он справится. Он доведёт это дело до конца. Он этого так не оставит. Поверь мне. Я разбираюсь в людях. А по нему с первого взгляда видно – очень дельный молодой человек. Не в пример отцу!»

- Которому из? – С усмешкой спросила Александра. Старичок растянул губы в улыбке. Неужели она ему поверила?

«Оба хороши. Один другого подлее! Но, знаешь, Гордеев всё-таки… человек»

Что он хотел этим сказать? И это ли он хотел сказать вообще? По крайней мере, Александра поняла его странную жестикуляцию именно так: «Гордеев всё-таки человек». И долго потом она ещё вспоминала эти слова, пытаясь понять, что же они на самом деле значили.

- Хорошо. И последний вопрос. – Это Александра вспомнила, уже когда Рихтер провожал их к выходу. Он послушно остановился, внимательно глядя на неё, и тогда Саша спросила: - Что случилось с Сандой?

Ответ был очевиден и прост. Можно было не спрашивать.

Но всё равно показалось дико – то, как запросто он изобразил эти страшные слова:

«Он её убил»

Это и Мишель понял, по его характерной жестикуляции. Он не знал, кто такая Санда, и кто избавил мир от её существования, но все эти бредовые россказни ополоумевшего немого старика с каждой секундой нравились ему всё меньше и меньше.

- Так я и думала, – сказала Александра, кивнув Максиму Стефановичу.

И только у порога догадалась спросить о его самочувствии. Господи, как ей стало стыдно в тот момент! До чего докатилась, подумать только! Эгоистка, эгоистка, такая же, как Волконский – вот уж воистину, с кем поведёшься! Ворвалась вихрем к бедному одинокому старичку, вынула ему всю душу, заставив выложить самые сокровенные тайны, оберегаемые столько лет, и уже собиралась спокойно умчаться по своим делам, добившись от него всего, что ей было нужно! А про его больную спину, про его хромую ногу, про его усилившуюся к старости головную боль – про это она спросила?

О-о, папенька был бы в восторге! Молодец, Саша! Ещё пару дней в обществе этих аристократов, и тогда точно станешь такая же, как они! Абсолютно ни до кого нет дела, кроме самой себя и своих проблем! Браво!

«Но я же вспомнила, - пыталась оправдать она саму себя, - вспомнила… потом…»

Ах, до чего тоскливо! Но любую тоску жирным крестом перечёркивало обязательство перед Мишелем. Она должна была ему всё рассказать.