- Ах, вот как. – Произнёс Мишель задумчиво. Разочаровало его известие о том, что отец не при чём, или обрадовало? Трудно было сказать что-то по его лицу – не в пример сегодняшнему утру, он сохранял полнейшую невозмутимость.
- Он был там целый день, с тех пор, как уехал. – Кивнул Иван Кириллович. – Сначала они с Арсением Ивановичем упражнялись в фехтовании на заднем дворе, целых два с половиной часа, ожидая Алёну Александровну, которая должна была вернуться к одиннадцати, но задержалась на час… Потом они все вместе обедали, потом Арсений Иванович ушёл гулять с разрешения матери, и они остались вдвоём, и уединились на втором этаже. И, м-м, пробыли там до самого вечера.
До чего всё это мерзко, подумал Мишель. «Алёна Александровна», стало быть? А Арсений Иванович, получается, её сын? Отвратительно, подумал он снова. И немного обидно, потому что лично с ним в фехтовании всегда упражнялся дядя Михаил Николаевич, а, после его смерти, Алексей. Но отец – никогда. Вот оно как, чужие дети сделались ближе своих собственных!
Господи, что за чары навлекла на него эта женщина?!
- Хорошо, у отца алиби, но никто и не говорит, что он действовал в одиночку? – Спросил он у Фёдора. Вопрос был скорее риторический, но старый дворецкий, тем не менее, ответил:
- Если и так, то своих Петра и Георгия он к этому не подключал. Доподлинно известно, что они тоже были там, в доме на Речной.
- Я даже не хочу спрашивать, что они там все вместе делали! – Скрыв усмешку, сказал Мишель, но дворецкий тотчас же выставил руки вперёд ладонями и невесело улыбнулся.
- Нет-нет, ну что вы, я не так выразился! Иван Кирилыч, знаете, никогда не ходит без охраны, особенно в последнее время. В стране неспокойно, митинги, забастовки, революции, эсеры, покушения… Он всерьёз остерегается за свою жизнь, так что эти двое всегда с ним. Они оба ждали в карете на улице. Георгий у него обычно замаскирован под кучера, а Пётр – под лакея. Я это знаю, потому что, как жаловалась моя Аглая, они приставали к ней безбожно, когда она выходила развесить бельё или покормить кошку. Так что, увы. Всё время были на виду. А от города до имения путь неблизкий, уж она бы их отсутствие заметила, ежели что.
- Это, тем не менее, ничего не доказывает. – Огорчил его Мишель. Фёдор Юрьевич согласно кивнул, и с надеждой взглянул на молодого хозяина. Он перехватил его взгляд, и заверил: - Я этого так не оставлю, не волнуйся. Просто мне нужно время, чтобы во всём этом разобраться. И отец. Без него, как я понимаю, правды мы не узнаем.
- Не думаю, что он захочет откровенничать. – Предупредил его Фёдор Юрьевич.
- Со мной – захочет. – С усмешкой заверил его Мишель. – В противном случае, придётся применить парочку приёмов, которым меня обучили в окопах.
Дворецкий невесело рассмеялся – кажется, впервые с тех пор, как похоронили горячо любимую хозяйку, а потом вздохнул, выражая свою безграничную скорбь по поводу их непростой ситуации, но Мишель поспешил его успокоить. Уж если за дело взялся он, значит, всё выяснится, дайте только срок. И почему-то старый Фёдор Юрьевич ему поверил. Что-то такое было в его голосе и в его взгляде, что не оставляло никаких сомнений – этот точно доведёт дело до конца! Такие, как он, слов на ветер не бросают.
И, провожая Мишеля к карете, он поймал его руку в дружеском рукопожатии, и сказал проникновенно:
- Я рад, что вы вернулись, ваше благородие!
А вот Мишель был не рад. Эта поездка ему ровным счётом ничего не дала, а лишь прибавила вопросов, ответов на которые по-прежнему не было. В комнату матери он так и не смог заставить себя подняться – Фёдор ничего про это не спрашивал, хотя было видно, что хочет спросить, но чувство такта победило любопытство: он прекрасно понимал, каково сейчас мальчику, потерявшему любимую мать и столкнувшемуся с таким подлым предательством собственного отца. Если бы он пошёл туда, наверх, где всё напоминало о ней – не выдержал бы, право. А по нему видно было, что он не привык чувствовать себя слабым и беспомощным, война закалила его характер, и без того сильный и волевой.
Напоследок он спросил, сам не зная зачем, а пропало ли чего из имения? Конечно, на фоне отцовских подвигов скорее уж верилось в то, что он сам способствовал убийству жены, чтобы беспрепятственно жениться на своей любовнице, нежели в то, что Юлия Николаевна могла стать жертвой банальнейшего разбойничьего нападения. Между прочим, в другой ситуации это выглядело бы вполне правдоподобно – молодая женщина осталась совсем одна в огромном доме посреди леса, до отвалу набитом ценнейшими раритетами, дорогими картинами, а так же столовым золотом и серебром. Находка для грабителя, не так ли? И почему такая версия абсолютно никому не пришла в голову?
Однако стоило Мишелю спросить, как выяснилось нечто ещё более странное: в Большом доме, действительно, обнаружились сразу три пропажи. Бесследно исчезла фотография, стоявшая на туалетном столике в её комнате, дневник Юлии Николаевны, и – Адриан Кройтор, преданный слуга, неотлучно находящийся при ней столько, сколько Мишель себя помнил.