Роковая строфа

Он поверил. Но все же решился возразить:

– Но что же мне делать? Я здесь совершенно лишний.

– Потерпи, – неожиданно смягчилась боевая подруга. – Я должна кое-что закончить, потом мы с тобой будем свободны.

– Свободны? – усмехнулся Борис. – Ты сама-то веришь в то, что говоришь?

Вика смерила его презрительным взглядом, фыркнула и, бросив на прощанье:

– Сиди тихо! – удалилась, оставив Бориса одного в палатке с двумя походными койками.

Сейчас ей было не до него. Готовилась новая операция, приходилось много работать, и капризы скучающего любовника только раздражали Вику. Ей нужны были деньги. Много денег. Дело в том, что помимо операции для организации, Вика готовилась еще к своей собственной. Недавно ей удалось под видом пациента устроить в клинику, где лечилась Рита Истомина, своего человека. Содержание в клинике стоило денег. Один из информаторов сообщил, что ему удалось напасть на след пропавшей Валентины, он направился на поиски, но для этого требовались средства и немалые. Требовались средства и на подготовку того, что задумала Вика. А задумала она собрать мобильную группу и напасть на Швейцарскую клинику. Вика хотела раз и навсегда покончить с соперницей, Рита Истомина должна была исчезнуть с лица земли. Хорошо было бы уничтожить все семейство, если повезет. Но пока, хватило бы и убийства ненавистной Маргариты.

Поэтому Вика работала с остервенением. Ей нельзя проколоться, никаких провалов, только успех.

Еще более жесткая, чем обычно, она теперь ходила в камуфляжных штанах, армейских ботинках и футболке, выгоревшей на солнце. Причем, Борис видел, эта одежда ей подходила более какой-либо другой, именно теперь Вика чувствовала себя наиболее естественно и комфортно.

«Так вот как прошла ее юность» – думал Борис, наблюдая за действиями любовницы. «Неудивительно, что теперь она растеряла все женское, что было заложено в ней природой. Интересно, сколько лет ей было, когда она впервые убила человека? Как вообще она попала во всю эту жуткую банду? Что ее заставило? Может быть, родители как-то были с этим связаны? Нет, не возможно… Кто был ее первым мужчиной? Какой-нибудь инструктор-убийца, из бывших спецназовцев… Если бы она рассказала о себе… Но захочет ли она говорить об этом…»

Однажды Борис попробовал разговорить Вику:

– Скажи, какие цели преследует эта твоя организация? – спросил он.

Вика удивленно подняла голову, она как раз занималась чисткой своего револьвера.

– Что? – удивилась она.

Борис замялся, но решил не отступать:

– Я хотел спросить, какие у вас цели? Ведь у каждой организации есть какие-нибудь цели, все чего-то добиваются, насколько я понимаю…

– Во-во, – усмехнулась Вика, – ты бы еще спросил: вше политическое кредо…

– Нет, но…

– Деньги, дорогой мой, – перебила его Вика, – деньги и еще раз деньги. Кого-то интересует власть, но это, опять-таки – деньги…

Она отложила в сторону оружие, размяла плечи:

– Знаешь, когда я была девчонкой, училась в школе, ходила в спортивную секцию, нам тоже что-то такое внедряли в наши неоформившиеся мозги: идеи всякие, патриотизм и все такое… Только, когда дома жрать нечего, а папаша пьяный валяется с какой-нибудь алкашкой, подобранной на ближайшей помойке, тут не до патриотизма, как ты понимаешь. Алкашки еще туда-сюда, а каково девчонке, если к ней под юбку лезет здоровенный мужик, а до двери еще надо добежать, еще надо ее открыть, а у мужика планка запала… пока жива была бабушка, я все к ней убегала. Просила ее, чтобы милицию вызвала, а она все твердила: стыдно, деточка, стыдно… То, что я в рванине ходила, недоедала, терпела всю эту грязь – не стыдно, а дружков папашиных приструнить – стыдно. Так и жили.

Правда, я способная была. На соревнованиях брала всегда призовые места. Мне тренер прочил большое спортивное будущее, – она засмеялась. – Олимпийские резервы! Ха-ха-ха!

Но потом нашлись добрые люди. Сначала, правда, тоже что-то о политике гнали, правда, не долго. Отобрали нас – лучших из лучших, одели, накормили и кое-что объяснили…

– Что же? – спросил Борис.

– А то, что каждый – сам за себя, – отрезала Вика.

– Это – твой девиз?

– Понимай, как знаешь.

– Почему ты раньше не рассказывала мне об этом, – спросил Борис.

– А ты не спрашивал, – Вика снова принялась за свой револьвер.

Борис смотрел на нее и думал: она рассказала теперь, потому что раньше он мог ускользнуть, раньше он был кем-то, от кого она некоторым образом зависела, а теперь он – никто. Теперь он в её власти, он стал её рабом, ее игрушкой. Глупо было бы скрывать от него что-то. Теперь, когда она уверена, что ему без нее некуда деться!

– Выходит, твоя организация что-то типа профсоюза вольных стрелков? – он постарался придать голосу максимальное безразличие.

– Выходит – так…

– А я думал…