Роковая тайна сестер Бронте. Часть 3

В последующие дни страстный, безудержный поток мыслей Шарлотты Бронте то и дело обращался к Артуру Беллу Николлсу. И мысли эти доставляли ей тайную невыразимую радость. Она и сама была поражена, насколько переменилось ее мнение о нем с тех пор, как он поселился в Гаворте.

Если раньше он представлялся ей грубым, неотесанным, надменным педантом, то теперь она видела перед собой необычайно доброго, деликатного, преданного человека. Она постепенно постигла всю силу его привязанности, его безграничное внутреннее обаяние и подлинную чистоту души. Никто в целом мире не дарил ей еще столь деятельной безотказной заботы, такого самоотверженного внимания. И этот нескладный, неказистый с виду мужчина стал ей теперь дороже всех на свете. Это о нем тосковала она, печально склоняясь над толстой рукописью своего подходящего уже к завершению романа; о нем изливала она свою скорбь в поэтичных, пронизанных отчаянной трепетной страстью заключительных главах:

«<…>Любовь, рожденная лишь красотою, – не по моей части; я ее не понимаю; все это просто не касается до меня; но иная любовь, робко пробудившаяся к жизни после долгой дружбы, закаленная болью, сплавленная с чистой и прочной привязанностью, отчеканенная постоянством, подчинившаяся уму и его законам и достигнувшая безупречной полноты; Любовь, насмеявшаяся над быстрой и переменчивой Страстью, – такая любовь мне дорога; и я не могу оставаться безучастным свидетелем ни торжества ее, ни того, как ее попирают<…>»⁷.

Новое чувство, стремительно ворвавшееся в жизнь Шарлотты Бронте, и радовало и пугало ее. Радовало помимо воли, пугало же оттого, что прежде ей не доводилось испытывать ничего подобного. Только теперь она осознала, что те отчаянные душевные порывы, что были адресованы некогда месье Эгеру и мистеру Смиту, оказались не чем иным, как следствием самой обыкновенной преходящей страсти. Прибавлявшиеся же к этой страсти уважение и дружба в обоих случаях и внушали пасторской дочери иллюзию более нежного чувства. Но это была всего лишь иллюзия – теперь у нее не оставалось в этом ни малейших сомнений. Чувство же, испытываемое ею к Артуру Беллу Николлсу, было подлинным. Оно снизошло на нее неожиданно, словно яркий, животворящий свет, блеснувший заблудшему одинокому путнику в конце непроходимого мрачного тоннеля.

И вот очередной удивительнейший и, вместе с тем, страшнейший парадокс: Шарлотта всю жизнь ждала настоящей любви, мечтала о ней, но никак не могла ее найти. Зато у нее были ее близкие, родные люди – сестры и брат – и это было величайшее счастье. Теперь же любовь пришла к ней сквозь пропасть огромного горя и невыразимого одиночества.

А ведь Артур все это время был рядом, верно служил ее отцу и часто бывал в пасторате. Он молча помогал Шарлотте и преподобному Патрику Бронте в тяжелейшие минуты отчаяния: добывал для умиравшей Энн лекарства, которые было сложно достать в Гаворте, выгуливал Кипера и Флосси – любимых питомцев Эмили и Энн.

Именно он, как догадалась теперь Шарлотта, поддерживал ее немощного и раздавленного невыносимым грузом потерь отца в то страшное время, когда сама она отправилась в Скарборо с умиравшей Энн.

Шарлотта также вспомнила, что мистер Николлс был неоднократным свидетелем хмельных буйств Патрика Брэнуэлла, но смотрел на его выходки отнюдь не с презрением, а с сочувствием. Артур Белл Николлс, будучи исключительно порядочным человеком, не вынес трагедии Брэнуэлла за пределы семейного круга. Наоборот, викарий всячески старался скрыть последствия непотребных выходок брата Шарлотты от посторонних взоров.

Но Шарлотта все это время упорно не замечала присутствия мистера Николлса в своей жизни и в жизни своей семьи. Всецело поглощенная своим горем, она принимала его молчаливую заботу и внимание как должное. Только теперь она смогла наконец разглядеть и оценить его безропотнейшую верность и преданность и полюбить его всей душой.

И все же Шарлотта даже теперь не верила своему счастью. Несмотря на очевидную нежную склонность к ней самого викария. Несмотря на то, что перспектива ее союза с ним не была сопряжена для нее со столь значительными трудностями, как в случае с месье Эгером или мистером Смитом. Артур Белл Николлс был свободен от супружеских уз, опутывавших первого из этих почтенных господ, и не имел богатства, отвратившего пасторскую дочь от второго. Не было между ними и существенной разницы в возрасте, составлявшей препятствие в отношениях Шарлотты и мистера Смита (Артур был моложе Шарлотты всего на два с половиной года).