Роковая тайна сестер Бронте

— Прости, мой дорогой мальчик, что я надрываю тебе сердце подобными откровениями, но мне кажется, будет лучше, если между нами не будет нелепых недомолвок, отдаляющих нас друг от друга… — нежно прильнув к нему, она продолжала: — Эдмунд Робинсон показался мне приятным, обходительным человеком, пожалуй, чуть более серьезным, чем подобает быть учтивому хозяину в обществе гостей, однако же это его качество было легко извинить, принимая во внимание ту непомерную отвратительную жестокость, с какою обошлась с ним злосчастная Судьба.

— Так, стало быть, он вам понравился, Аннабелла?

— Пожалуй — да. Во всяком случае, он произвел на меня впечатление благородного, воспитанного джентльмена. А, как показал в дальнейшем мой опыт супружеской жизни с Эдмундом Робинсоном, именно таким он и оказался.

Что же касается его внешности, то и она не внушала мне того неистового ужаса и отвращения, каковые я втайне столь отчаянно опасалась ощутить. Хозяин Торп Грина, конечно, не был блистательным молодым человеком, но его вполне можно было назвать приятным и даже привлекательным мужчиной, если бы его увечье несколько не портило впечатления, впрочем, не настолько, чтобы пробудить неприязнь. Сидя в своем внушительном передвижном кресле, он тактично прикрывал нижнюю часть туловища длинным покрывалом из черного бархата, таким образом щадя наши взоры или, вернее, те чувства, каковые неизбежно должны были бы всколыхнуться в нас, не будь он столь предусмотрительно щепетилен…

С тех пор, — продолжала миссис Робинсон после недолгой паузы, — наше семейство сделалось прямо-таки завсегдатаем поместья Торп Грин. Мы наведывались к его владельцу чуть ли не каждый день, и он всегда принимал нас с неизменной любезностью. Нам даже не приходилось выдумывать всяческие предлоги, чтобы наши регулярные визиты выглядели благопристойно и, по мере возможности — ненавязчиво: казалось, он рад был нас видеть в любое время, когда бы мы ни пожелали почтить его роскошное жилище своим присутствием.

На счастье моим родителям, которые только и мечтали о том, чтобы выдать меня замуж за владельца Торп Грина, я проникалась все большей симпатией к Эдмунду Робинсону. Мое изначальное предубеждение против этого человека рассеялось, как зыбкий туман. К тому же он был единственным представителем сильного пола, — кроме отца и брата, — с которым мне дозволялось общаться; в этом плане нужно воздать должное предусмотрительности моих родителей.

На лице Аннабеллы Робинсон отразилось подобие горькой усмешки.

— Не правда ли, это была блестящая идея отторгнуть меня от общества, чтобы сделать хозяйкой Торп Грина? В конце концов, так оно и вышло; мои почтенные родители добились своего: я стала миссис Робинсон.

…Патрик Брэнуэлл был потрясен услышанным. Он лежал на спине подле своей хозяйки; глаза его были неподвижно устремлены в потолок. Его одолевали непостижимые противоречивые мысли. Вихрь странных тревожных дум стремительно проносился в голове пасторского сына, неистово терзая его сознание.

— Что-то не так, мой мальчик? — спросила миссис Робинсон, озабоченно вглядываясь в его лицо, потерявшее в эту минуту всякое выражение и выдававшее лишь неистовое смятение.

— Я и не предполагал, — пробормотал он пораженно. — Если бы мне стало известно обо всем раньше!..

— …То ты бы теперь не был здесь, со мной, — договорила за него обворожительная хозяйка дома. — Не так ли, мой дорогой мальчик?

Горло пасторского сына сжал внезапный спазм.

— В-вы любите его! — воскликнул он, задыхаясь от ярости и отчаяния. — После того, с какой благоговейной нежностью вы говорили о нем, бессмысленно это отрицать!

Миссис Робинсон молчала.

— Вы любите своего мужа! — порывисто подтвердил он. — Так зачем вы мучаете меня так жестоко?!

Глаза его полыхали свирепым огнем, и его юное тело забилось, как в остром приступе лихорадки.

Когда эта жуткая дрожь унялась, Аннабелла Робинсон мягко и ровно проговорила:

— Послушай меня, мой милый мальчик. То, о чем я сейчас скажу, верно, покажется тебе ужасным… настолько ужасным, что, поведав об этом, я рискую много потерять в твоих глазах. И все же, я полагаю, ты должен об этом узнать…

Миссис Робинсон тяжело вздохнула, затем продолжила тихим, выцветшим голосом, звучащим непостижимой отчаянной безысходностью:

— Эдмунд, супруг мой, тяжело болен. Врачи, которых мы приглашали, не подают ни малейшей надежды на его излечение. Самое страшное может случиться в любой момент.

Пасторский сын резко поднялся и сел на кровати.

— И вы сообщаете мне об этом теперь! — в яростном бешенстве вскрикнул он. — Теперь, когда мы уже ничего не можем исправить!

— Ты, верно, сожалеешь о том, что произошло сейчас между нами? — мягко спросила его миссис Робинсон. — Но скажи мне по-честному: разве ты не был счастлив в моих объятиях?

— Но тогда вы держали меня в неведении! Это бесчестно, и я глубоко раскаиваюсь в своем поступке!

— Милый мой мальчик, ты заблуждаешься! Я вовсе не так жестока и бессердечна, как ты, верно, себе вообразил. Ах, если бы ты мог понять меня до конца!