Роковая тайна сестер Бронте

«Нет, мне не найти слов, чтобы описать ясную лазурь небес и моря, утреннее солнце, льющее лучи на полукруг отвесных обрывов и гряду зеленых холмов над ними, на ровный белый песок, на невысокие скалы в уборе из водорослей и мхов, точно поросшие травой островки, и главное — на сверкающие, рассыпающиеся искрами волны! А несказанная чистота и хрустальность воздуха! Солнце пригревало ровно настолько, чтобы сделать бриз приятным, а он дул лишь с такой силой, чтобы море танцевало и волны, пенясь, накатывались на песок, словно вне себя от восторга»[84].

С минуту Энн молча глядела на ослепительную морскую синеву, почти сливающуюся на горизонте с синевой неба, и из ее прекрасных глаз струились слезы.

Чтобы как-то отвлечь и развеселить сестру, Шарлотта наняла прогулочную повозку, запряженную ослом, и до обеда Энн с удовольствием колесила на ней вдоль морского побережья.

К обеду пасторские дочери и мисс Нассей вернулись в особняк в самом благостном расположении духа. После мирной трапезы в приветливом обществе сестры и подруги, Энн отправилась к себе наверх. Шарлотта последовала за ней, оставив Эллен коротать день в одиночестве.

— Теперь я спокойна, — сказала Энн Шарлотте, — Я исполнила свой долг и могу без всякого страха и сожаления уйти в мир иной.

— О чем ты говоришь, Энни, милая? — испуганно спросила Шарлотта, ласково взяв сестру за руки, — Тебе ведь сегодня заметно полегчало! Или я не права?

— Успокойся, дорогая. Мне и в самом деле намного лучше, — улыбнулась Энн. — Но к чему тешить себя пустыми надеждами? Ведь обе мы знаем: это всего лишь временное улучшение — не более того.

— Но ты ведь так стремилась к выздоровлению! — отчаянно воскликнула Шарлотта.

— Это правда, — мягко отозвалась Энн. — Но я достаточно реально смотрю на вещи, чтобы понять, что в моем случае чудесное исцеление невозможно. И с этим убеждением мне пришлось смириться уже давно.

— Но разве мы приехали сюда не для того, чтобы поправить твое здоровье? — изумилась Шарлотта. — Разве не ты сама утверждала, что совершенно убеждена в целительной силе морского климата? Так в чем дело? Что изменилось с тех пор, как мы покинули Гаворт?

— Отчасти ты права, — признала Энн. — Мне действительно хотелось почувствовать себя лучше — и, благодарение Небу, это произошло. Но, как я уже говорила, надеяться на полное выздоровление было бы глупо. Я знаю: передо мною Вечность. И наш приезд в Скарборо этого не изменит.

— Так почему ты столь отчаянно стремилась сюда? Какими иными доводами ты могла руководствоваться, как не убеждением, что эта поездка спасет тебе жизнь?

— Отнюдь, — отозвалась Энн. — Поездка может лишь отсрочить неизбежное и укрепить мой дух для предстоящих испытаний. Но это не главное. Как бы то ни было, я удовлетворена. Я получила от этого путешествия именно то, чего желала.

— Чего же ты желала, милая сестрица? — нежно глядя на Энн, спросила Шарлотта.

— Я желала выбраться к морю, чтобы быть ближе к мятежному духу сэра Чарльза Лонгсборна: ведь именно это Северное море стало его последней обителью.

Услышав это страшное имя, Шарлотта невольно вздрогнула и в ужасе уставилась на сестру.

— Моей главной целью было умилостивить непокорный дух сего достопочтенного джентльмена, чтобы, по возможности, смягчить проклятие, ниспосланное на нашу семью.

— Ты полагаешь, — приглушенным шепотом проговорила Шарлотта, — что все наше несчастья каким-то образом связаны с именем Чарльза Лонгсборна?

— Несомненно! — твердо ответила Энн. — Милая сестрица, сопоставив все известные нам факты из рода Лонгсборнов — и, главным образом, склонность сэра Чарльза к черной магии — с теми бесценными сведениями о странных взаимоотношениях семейств Лонгсборн и Бронте, которые столь любезно предоставила нам леди Хитернлин, нетрудно было догадаться, что все мы стали жертвами мощного магического действа, совершенного искуснейшим знатоком своего дела.

— Ты подозреваешь сэра Чарльза Лонгсборна? — недоверчиво спросила Шарлотта.

— Я убеждена в том, что это был он! — отозвалась Энн.

— Но ведь Кэти в том разговоре ни разу не упомянула фамилию Бронте! На наших же обычных предположениях нельзя основывать столь чудовищное обвинение.

Энн судорожно сглотнула и закашлялась. Затем она трясущимися руками аккуратно свернула залитый струйками крови платок и с необычным для ее натуры пафосом произнесла:

— Разве то, что происходит с нами теперь — не лучшее доказательство тому, что над нашим родом тяготеет страшное проклятие?