Роковая тайна сестер Бронте

«23 декабря 1848 г.

Эмили больше не страдает от боли и слабости. И никогда больше не будет страдать. Она умерла после тяжелой и короткой агонии во вторник — в тот самый день, когда я Вам писала. Я думала, что, может быть, она еще побудет с нами несколько недель, но спустя Два часа она была в руках вечности. На земле нет больше Эмили — ее время кончилось. Вчера мы опустили ее худое тельце под церковную плиту. Сейчас мы спокойны. Да и могло ли быть по-другому? Мука видеть ее страдания закончилась, нет больше смертельных болей, день похорон прошел. Мы чувствуем, что она покоится в мире.

Не надо больше бояться, что начнется сильный мороз и пронизывающий ветер — ведь Эмили их уже не почувствует, она умерла, хотя могла еще жить. Но на то Божья воля, чтобы ее не стало во цвете лет. Там, где она сейчас, лучше, чем здесь <…>».

Шарлотта небрежно выпустила из рук перо и дала волю слезам. Просидев около получаса в неподвижном оцепенении, пасторская дочь извлекла из ящика тумбочки свою тетрадь со стихами, раскрыла ее на чистом листе и, вновь вооружившись пером, на едином дыхании воплотила в только что родившемся в ее голове стихотворении отчаянный крик души:

Ты не узнаешь этой муки.

Реальность страшная разлуки
Не потрясет твой ум;
Не будет сердце звать на помощь —
Тебя не испугает в полночь
Его тоскливый шум.

Ты не узнаешь, что такое

Слепое бдение ночное,
Когда глаза пусты.
«Горе, горе, скорбь и горе.
Как переплыву я море
Грозящей пустоты?»

Не знай! Ты вышла из сраженья.

Спи — и не ведай пробужденья.
Жизнь — это грустный дом.
Лихое время в вечность канет,
И радость тихая настанет —
Когда к тебе придем.[82]

Глава XIX. Участь младшей сестры

Наступил новый 1849 год. Суровая зима сменилась приветливой теплой весною. Снег на вересковых пустошах сошел, и гавортские округи вскоре покрылись бархатно-лиловым ковром пышно цветущего вереска. По узким тропинкам, весело журча, струились ручейки; с неба, разливая повсюду мягкие золотые лучи, ласково глядело солнце.

Обитателям гавортского пастората, однако, эта весна не доставила обычной для этого времени года отрады. Груз несчастий, неожиданно свалившийся на них в последние месяцы, навеки оставил свой мрачный след в сознании достопочтенного Патрика Бронте и двух его дочерей.

После смерти Эмили состояние Энн, уже давно внушавшее серьезные опасения всем домочадцам, резко ухудшилось. Кашель ее с каждым днем становился все глубже и продолжительнее. Лицо сильно осунулось и посерело. Лишь прелестные лучистые глаза, с неповторимо-красивым разрезом, как у всех дочерей преподобного Патрика Бронте, по-прежнему отражали естественную живость и ясный ум.

Дни напролет чуткая Шарлотта проводила подле сестры, ревностно помогая ей во всем и предугадывая каждое ее желание.

Энн старалась переносить свою болезнь со столь же мужественной безропотностью, какую ранее ей доводилось наблюдать у Эмили. Каждое утро Энн Бронте рано поднималась с постели и после утренней молитвы и легкого завтрака неизменно направлялась к письменному столу. Здесь, не щадя своих тающих с каждым мгновением сил, проводила она дни напролет, внося коррективы в увесистую рукопись своего последнего, уже изданного, романа о злоключениях прелестной таинственной незнакомки, странным образом поселившейся в родовом поместье с помпезным названием «Уайлдфелл-Холл».