Роковая тайна сестер Бронте

Но в настроении Энн, в самом отношении ее к своему недугу было нечто, говорившее о кардинальном различии в мировосприятии ее и Эмили: если Эмили всем своим существом жаждала смерти, то у Энн во всю свою мощь прорывалась не менее отчаянная, непреодолимая тяга к жизни. Хотя справедливости ради надо заметить, что в своем безропотнейшем смирении Энн была готова с достоинством встретить свою кончину. Неопровержимое свидетельство тому — стихотворение, созданное младшей пасторской дочерью в один из тяжких дней ее болезни:

Сквозь мглу житейской суеты

Узреть Тебя дозволь.
Мне дашь ли утешенье Ты,
Мою утишишь боль?

От слабости мой дух храня,

О дай, молю, мне сил,
Чтоб Искуситель от меня
В досаде отступил.

Стремилась сердцем и душой

Восславить я Тебя.
И на алтарь сложила б Твой
Не часть, но всю себя.

Средь сильных мнила я найти

Сужденный мне урок,
Трудиться и вперед идти
По лучшей из дорог.

Назначил жребий ты другой,

Не тот, что я ждала.
Средь первых мук, что он — благой,
В слезах я поняла.

На жизнь надежду отнял прочь,

Взял радость у меня,
Велел в терзаниях всю ночь
Ждать тягостного дня.

Надежды, радостные дни

Ты дал, Ты взял назад,
Я забывала, что они
Не мне принадлежат.

Дано ли будет наконец

Блаженство мне познать,
За муки обрести венец
И тяжкий крест свой снять?

Терзания часов ночных

И тяготы суровых дней
Не тщетны, если я чрез них
Предамся милости Твоей.

Несчастный, что лежит без сил,

Истерзан болью и тоской,
Напрасно ль у Небес просил
О помощи в борьбе с собой?

В борьбе с грехом: ведь он всегда

В страданье затаившись ждет.
Чтоб нанести удар, когда
Минута слабости придет.

С терпением свой крест нести,

Иных же не искать заслуг
И в боли стойкость обрести —
Надежду, чистоту средь мук.

Дозволь хоть так Тебе служить,

Что мне ни суждено —
Дано ль еще мне будет жить
Иль вовсе не дано.

Угодно первое Тебе,

Смиренней стану я,
Мудрей и уповать в борьбе
Все боле на Тебя.

А если смерть совсем близка,

То так тому и быть.
В Твоей я воле, но пока
Дозволь Тебе служить.[83]

…Как-то раз Энн, в благословенной задумчивости сидевшая в гостиной на софе — той самой, на которой умерла Эмили, — вдруг в каком-то непостижимом страстном порыве воскликнула, обращаясь к Шарлотте:

— Ах, дорогая! Если бы только можно было выбраться к морскому побережью! Убеждена: такая поездка сказалась бы на моем состоянии самым благотворным образом.

— К морскому побережью?! — Шарлотта невольно вздрогнула и погрузилась в глубокие размышления.

Перед ее внутренним взором во всей своей непостижимой первозданности предстал тот день, когда ей довелось впервые увидеть море. Страшная картина, навеки запечатлевшаяся в ее сознании в годы юности в Истоне на морском побережье, с новой силой всколыхнула чуткое воображение Шарлотты Бронте. Миниатюрные дикие острова, разбросанные посреди необозримого водного пространства и распространявшие повсюду неистовый запредельный холод… Что это было? Почему Шарлотта остро почувствовала тогда внезапное вторжение чего-то совершенно чужого, потустороннего? И, вместе с тем, ощутила, что на каждом из этих странных островов располагался кто-то из близких людей?