Роковая женщина

Ирен сделала паузу, чтобы закурить послеобеденную сигарету. Окинув взглядом зал, я была поражена. Оказывается, она была здесь не единственной женщиной, которая обладала дорогим мундштуком. Правда, у Ирен он выглядел самым изысканным из всех: золотая змейка, украшенная бриллиантами, обвилась вокруг перламутрового стержня.

Затем примадонна заказала бренди, что пристало делать только мужчинам. Я заметила, что взгляды всех мужчин прикованы к моей подруге. Они выражали удивление и легкое беспокойство.

Ирен не обращала на них никакого внимания.

– Что это было за создание? – спросила я. – Современная горгона Медуза, один взгляд которой превращал людей в камень? Американская femme fatale[67], которая доводила мужчин до безумия и губила их?

– Обо всех чудовищах – особенно женского пола – неверно судят. Ты хочешь, чтобы я совсем сбила тебя с толку, Нелл? Я могла бы сказать, что она была самозванным врачом, благодетельницей, имя которой было священным для многих женщин, тайно благословлявших ее. Да-да, именно так – даже когда эту женщину публично объявили символом безнравственности.

– Ты действительно меня запутала!

– А затем я сказала бы тебе, что она была англичанкой, а не француженкой.

– Не может быть!

Ирен улыбнулась:

– Фамилию Рестелл она взяла лишь потому, что для многих французское происхождение означает респектабельность и изысканность, которых якобы нет у других наций. Французские корни, французское образование и французские методы гарантируют, по мнению обывателя, высшее качество.

– Ты говорила, что Шерлок Холмс утверждал, будто он в родстве с мадам Ворт, урожденной Верне. А уж он-то, конечно, стоит троих, даже если они англичане.

– Как и многие, мадам Рестелл эмигрировала в Америку. Когда я впервые о ней услышала, она здесь уже утвердилась, так что весь Нью-Йорк знал о ее ремесле. Некоторые благословляли ее за это, другие осуждали.

– Значит, она не была распутницей, пользующейся дурной славой?

– Она была не распутницей, а замужней женщиной, много лет состоявшей в браке, и матерью.

– Тогда как же вышло, что она так себя опозорила?

Ирен вертела в пальцах поблескивающий мундштук в стиле рококо, наблюдая, как пепел толщиной в четверть дюйма слетает с темной сигареты и рассыпается в пепельнице. Очевидно, здесь их специально ставили для курящих.

– Придется ждать Пинк, которая прибудет завтра с более надежными фактами о мадам Рестелл, чем мои воспоминания.

– Ты, кажется, помнишь о ней больше, чем о своем собственном детстве.

– Это потому, что тогда я уже покончила с детством. Я ежедневно занималась вокалом и работала в агентстве Пинкертона. Да и в газетах постоянно говорилось о мадам Рестелл. Весь город ею интересовался, особенно юные девушки моего возраста и… положения.

Я не совсем поняла, какое «положение» имела в виду Ирен, но у меня не было желания углубляться в столь каверзные вопросы.

Вытащив из своего ванильного мороженого треугольную вафлю, я задумчиво принялась ее грызть. Она заменяла мне послеобеденную сигарету. Пусть я и не пробовала прославленную запеченную «Аляску» ресторана «Дельмонико», такой десерт вполне устраивал дочь приходского священника.

Мадам Рестелл представляла собой загадку, и у общества были противоречивые мнения на ее счет. Однако она навещала Ирен и других детей, выступавших на сцене, и играла с ними.

– Наверное, она любила малышей, – предположила я. – Ты уверена, что она не была бездетной?

– У нее имелась единственная дочь. По мнению некоторых, она так любила детей, что готова была пожертвовать собой ради того, чтобы они жили счастливо. Другие же считали, что она ненавидит младенцев до такой степени, что готова их убивать.

– Убивать! – Мороженое вдруг приобрело вкус опилок. – И невинные умирали?

– Невинные всегда умирают, – очень мрачно произнесла Ирен. Я посмотрела на нее, и она ответила многозначительным взглядом. – Нелл, из-за дружбы со мной ты столкнулась с самыми страшными человеческими пороками. Это особенно относится к нашему последнему… крестовому походу. Не сомневаюсь, что настоятель Хаксли был бы весьма шокирован, знай он, куда я завела его единственную осиротевшую дочь.

– Он был хорошим человеком, даже святым человеком. Но сельская жизнь может быть грубой, и он знал людей со всеми их недостатками и достоинствами. Однако ему бы не хотелось, чтобы я когда-нибудь повидала столько же, как и он. – Я печально улыбнулась. – Как говорится в пословице: чего не знаешь, за то не отвечаешь. Но я нахожу, что неведение – отнюдь не благо. Впрочем, как и знание.

– Пожалуй. – Подруга посмотрела на белую льняную скатерть, потом снова на меня. – Из-за меня ты всегда лишалась иллюзий, Нелл. Поверь, мне бы хотелось, чтобы было иначе. Но в наши дни мир с его уродством вторгается в жизнь каждого. Мадам Рестелл была femme fatale (как ты ее назвала) нового типа. Она помогала женщинам справляться с их бедами. Порой это включало прерывание беременности.

– О! Ее деятельность имела отношение к браку?

– Не всегда.