Роковая женщина

Ночью Алекса решила, что утром уедет домой, чем бы ни был этот «дом». Казалось, не было смысла терпеть дальнейшую враждебность Роберта или его бабушки. Но когда Люсиль принесла поднос с завтраком, необычайно роскошный, она обнаружила на нем конверт, который содержал краткую записку с извинениями от Роберта. Тем же раз машистым почерком, что и отец, он сообщал, что сожалеет о своем поведении. «Мы с бабушкой, — писал он, — оба считаем, что в интересах семьи будет лучше, если вы останетесь, возможно, на день или два, и посмотрите, не сможем ли мы найти общую почву, дабы избежать судебных баталий. Если вы считаете, что для этого есть хоть малейшая возможность, я сделаю все, от меня зависящее, чтобы ее использовать. Надеюсь, что вы предоставите нам этот шанс».

Послание было подписано «Искренне, Роберт Баннермэн», и ничто не отрицало искренности его тона. У Алексы мелькнула мысль, не продиктовала ли письмо миссис Баннермэн, но потом решила, что это не имеет значения. Письмо являло собой предложение мира, и этим не следовало пренебрегать. Она передала через Люсиль, что останется, и провела утро в одиночестве, прогуливаясь по имению, там, куда могла позволить себе зайти, отыскивая места, которые ей описывал Артур, и постоянно удивляясь, как много ей кажется знакомым по его описаниям, как будто она уже бывала здесь раньше.

Время от времени к дому подъезжала машина — миссис Баннермэн предупреждала ее, что за ланчем должна собраться семья, поэтому, проследовав за дворецким в столовую, она приготовилась к самому худшему.

Так же как, очевидно, и все остальные, судя по их лицам — в особенности Сесилия, пышущая открытой яростью. Только хозяйка вела себя вполне непринужденно. Приезд Алексы совпал, к несчастью, с одним из тех редких случаев, когда старая дама собирала ближайших родственников под общей крышей, и она, конечно, не пожелала изменить своих планов. Алекса была здесь гостьей, пусть и нежеланной, и к ней следовало соответственно относиться, нравится это хозяевам или нет. Ее присутствие за столом было столь же неоспоримо, с точки зрения миссис Баннермэн, как присутствие Сесилии, и, поскольку это был ее дом, никто не посмел с ней спорить. Алексе подумалось, что, вероятно, таков присущий миссис Баннермэн способ устанавливать — или насаждать — мир.

Миссис Баннермэн сообщила ей, что ланч будет «неформальный», что бы это ни значило, но если так, Алексе трудно было представить, на что может быть похож «формальный» ланч. Стол был роскошно убран, повсюду стояли свежие цветы, включая массивную вазу посреди стола, настолько загораживавшую обзор, что никто, кроме Роберта и Эммета, не мог разглядеть друг друга, не вытягивая шеи. Шеренга свеженакрахмаленных горничных старалась держаться вне поля зрения миссис Баннермэн.