Министр финансов В. Н. Коковцов, бывший в заседании вместе с Редигером, предложил военному министру ответить за него, чтобы «отделать» зарвавшегося депутата. Но помощник военного министра А. А. Поливанов (согласно воспоминаниям Сухомлинова) наоборот посоветовал своему шефу согласиться с заключением Гучкова. По утверждению Сухомлинова, Поливанов рассчитывал, что это повлечет за собой увольнение Редигера, а он, Поливанов, будет назначен на должность военного министра как единственный приемлемый для Государственной думы кандидат [172, с. 186–187].
Редигер послушал своего помощника и с думской трибуны начал объяснять, что «в отношении командного состава за последние годы были приняты самые решительные меры к его улучшению», однако «при выборе на любую высшую должность приходится считаться с имеющимися кандидатами на такую должность» и «существенного улучшения состава начальствующих лиц можно достигнуть лишь постепенно». Таким образом, вольно или невольно, военный министр, во-первых, согласился с претензиями Гучкова к командующим округами, во-вторых, признал, что командный состав плох, но лучших начальников пока взять неоткуда. Именно так истолковал мысль Редигера лидер фракции правых Н. Е. Марков, заявивший с думской трибуны, что слова министра о недостатке подходящего материала для назначения хороших начальников оскорбительны для русской армии. Гучков, взявший слово следом, наоборот похвалил министра за мужество в признании имеющихся недостатков, чем окончательно погубил его репутацию в глазах царя [145, с. 278].
На следующий день, 24 февраля, Николай II недовольно сказал Редигеру, что Гучкову следовало бы дать резкий отпор. По слухам несколько генералов, возмущенных позицией военного министра в эти дни подали прошения об отставке [152, 1909, 12 марта]. Однако царь предпочёл уволить Редигера, к чему его подталкивал и великий князь Николай Николаевич, возненавидевший военного министра за потворство нападкам Гучкова, из-за которых великому князю в 1908 г. пришлось оставить пост председателя Совета государственной обороны. Но тут начался новый виток Боснийского кризиса, и это кадровое решение пришлось несколько отложить.
1 марта 1909 г. в австро-сербский конфликт вмешалась Германия. Она предложила такой способ его решения:
Австро-Венгрия попросит у великих держав согласия на аннексию Боснии и Герцеговины. При этом Петербург должен был дать эту санкциюЧтобы обсудить сложившуюся ситуацию, Николай II 6 марта созвал особое совещание высшего руководства в Царском селе. Свою исходную позицию он обозначил так: «если на нас не нападут, то мы драться не будем» [72, с. 187]. На том же стоял и Сухомлинов. Он, как начальник Главного управления Генерального штаба, регулярно получал донесения от военного агента во Франции графа Г. И. Ностица. Тот сообщал, что хотя во Франции многие сочувствуют сербскому делу, в тоже время довольна влиятельная группа политических и, особенно, финансовых деятелей масонов предпочла бы заключить соглашение с Германией для обоюдного провозглашения нейтральной политики в случае австро-русского конфликта [164, с. 188–189].
Без поддержки Франции ввязываться в вооруженный конфликт с Австро-Венгрией (а в перспективе и с Германией) было бы безумием. В тоже время нужно было предусмотреть и такой вариант, когда, несмотря на миролюбие России, ей всё-таки объявят войну. На совещании в Царском Селе 6 марта министр юстиции И. Г. Щегловитов спросил, в какой мере вооруженные силы способны защитить страну от вторжения в её пределы. Редигер в ответ категорически заявил, что русские войска «совершенно небоеспособны». Эти слова резанули слух государю, напомнив ему о неудачном выступлении Редигера в Государственной думе 23 февраля, где тот низко оценил командный состав армии, солидаризировавшись с Гучковым. Судьба министра была определена.
Тем более что против него, как уже говорилось выше, ополчился великий князь Николай Николаевич. «Как великий князь Николай Николаевич, так равно и генерал Поливанов, – писал В. А. Сухомлинов, – заручились известными думскими ораторами, рассчитывая этим путем проводить свои личные интересы, не считаясь с тем, будет ли таким экспериментом загажено их собственное гнездо, или нет. Подобная совместная игра этих сил привела к падению Редигера и моему назначению на его место как раз в ту минуту, когда генерал Поливанов сам надеялся стать военным министром, и когда Николай Николаевич прочил третьего кандидата – Н. И. Иванова» [172, с. 146].
Сведения Сухомлинова совпадают с информацией, имевшейся в распоряжении хорошо осведомленного князя М. М. Андроникова. По его мнению, главной причиной отставки военного министра стали усилия великого князя Николая Николаевича. Великий князь «спихнул» Редигера за согласие в 1908 г. «с мнением члена Государственной Думы Гучкова, который заявил, что великим князьям нужно сойти со сцены». В итоге на место Редигера «совершенно случайно» попал Сухомлинов [102, с. 397–398].