Роковое наследие. Правда об истинных причинах Холокоста

Эта злобная атака на Маркса и грубость использованной лексики были характерны для антисемитизма на последних стадиях войны. Примерно в то же самое время, когда Маркс терпел клевету в Ландсхуте, еще один писатель повел более масштабную атаку на еврейские общины. По этому случаю он, также укрывшись плащом анонимности, создал маленькое едкое стихотворение, озаглавленное «Евреи в мировой войне» («Die Juden im Weltkriege»). Его главным рефреном было: «Их ухмылки везде, / но только не там, где окопы» («überall grinst ihr Gesicht / nur im Schützengraben nicht») ⁵¹. Судя по слабости стиха, главную манипулятивную роль играло не качество рифмованных куплетов, а скорее способ распространения. Анонимный автор сделал так, чтобы стихотворение напечатали и затем распространили по Германии и на фронте. Как жаловалась CV, копии стихотворения начали появляться в привокзальных харчевнях и даже висели на уличных рекламных тумбах⁵².

Несмотря на протесты CV, что стихотворение вредит духу «гражданского мира», власти не смогли или не захотели помешать его распространению. Разумеется, запретить стихотворение не позволял тот факт, что оно было написано неизвестным поэтом из подполья. Но к тому же внутри CV росло подозрение, что армия не слишком стремится полностью искоренять антисемитизм. Из дискуссий в CV было ясно, что лидеры организации утратили веру в армию. И все же им хотелось найти способ восстановить «какое-то доверие между представителями военного министерства» и ими самими⁵³.

Но не только сложившиеся еврейские общины подверглись большему давлению. По мере роста проблем армии на западе антипатия общества и власти к восточноевропейским евреям, работающим в Германии, также росла. С начала войны в Германию приехало около 30 000 еврейских рабочих, преимущественно чтобы возместить нехватку рабочей силы в основных видах военной промышленности⁵⁴. Где бы ни селились восточноевропейские евреи, критика и жалобы шли следом за ними. Власти особенно охотно акцентировали внимание на случаях участия евреев в делах черного рынка и других видах нелегальной торговли. В Штутгарте полиция задержала русского еврея Исаака Бернштейна за продажу сардин без лицензии и за взвинчивание цен за счет сделок с подпольными посредниками («Kettenhandel»). Расследовав личные обстоятельства Бернштейна, полиция решила, что его следует заключить в тюрьму в Ульме до конца войны. Больше в этом наказании вызывало беспокойство отношение полиции. Для них Бернштейн был лишь «бесстыжим иностранцем», что означало «еврей, который пренебрег законом», а потому заключение его под стражу должно защитить немецкую экономику от внешнего вреда⁵⁵.

Чувствуя, сколь недовольна общественность присутствием еврейских рабочих из Восточной Европы, правые воспользовались случаем, чтобы еще раз потребовать ужесточения пограничного контроля. В статье для «Deutsche Zeitung» Генриха Класса Георг Фриц намекнул, что «поток нравственно неполноценных чужаков» угрожает как немецкому обществу, так и экономике. Единственное решение, хитроумно аргументировал Фриц, «закрыть границы Рейха для иммиграции иностранных евреев»⁵⁶. Вольфганг Хайнце, один из товарищей Фрица по Пангерманской лиге, пришел к тому же выводу, пусть и выраженному в иносказательной форме. Он призывал не к полному запрещению иммиграции для восточноевропейских евреев, а к ограничениям для некоторых категорий: «бедные и нетрудоспособные, большие семьи», носители «инфекционных заболеваний» и люди «ниже определенного уровня образования». Очень кстати получилось так, что большинство восточноевропейских евреев легко можно было отнести к одной из этих категорий⁵⁷.

Впервые Фриц и Хайнце призвали закрыть восточные границы Германии в 1915 году. Но в первые месяцы войны их аргументы не нашли признания; три года спустя дверь в дискриминацию распахнулась легче. В конце апреля 1918 года Министерство внутренних дел Пруссии закрыло государственные границы для восточноевропейских евреев под надуманным предлогом борьбы с распространением тифа. Разница между 1915 и 1918 годом явно заключалась в состоянии конфликта. Когда проблемы немецкой армии на западе привели к страху весьма реального поражения, оказалось намного проще наброситься на любого, кого сочли виновным в подрывании военной мощи. В дальнейшем решение закрыть границу оказало пагубное воздействие на собственные еврейские общины Германии. Оно узаконило популярное мнение, что евреи – будь то немецкие или восточноевропейские – не сделали все возможное и тем самым подорвали общую военную мощь.