Роковое наследие. Правда об истинных причинах Холокоста

В то время как в тылу и на фронте росло предвкушение, Людендорф наконец дал поручение немецкой армии начинать наступление 21 марта. Судя по всему, первые дни операции «Михаэль» стали беспрецедентно успешными. Всего за неделю немецкая армия продвинулась на 60 километров вглубь занимаемой врагом территории, вновь превратив тем самым войну на Западном фронте в маневренную. Вдохновляясь, по-видимому, аналогией Пиншевера с «Песнью о Нибелунгах», Бернхард восхвалял продвижение армии как «победу меча»⁴¹. И если кто-либо из немцев еще сомневался в масштабе продвижения армии, Луи Оппенгейм был готов успокоить их графической иллюстрацией успеха Германии. Под внушительным заголовком «Первый месяц немецкого наступления на запад» Оппенгейм изображал подробности добычи, попавшей в немецкие руки: «127 000 пленных», «1 600 артиллерийских орудий», «около 200 танков» и так далее. Для тех, кто предпочитал статистике реальные картины, внизу плаката Оппенгейм разместил карту с большим красным пятном новой территории Германии.

Оптимизм, порожденный такой пропагандой, набирал обороты до конца весны. Пресса, включая немецко-еврейскую, публиковала обрывки новостей, говорившие о том, что армия неуклонно движется вперед. Главный орган CV разделил воодушевление, радуясь тому, как «немецкий молот» обрушился на «коварные головы англичан, французов и американцев». Да, война еще не выиграна, признавала статья, но «предчувствие будущего мира» росло⁴². Одной из самых вдохновляющих историй того времени была история немецко-еврейского солдата Рихарда Адлера. Выжив в русском плену две долгих зимы, Адлер предпринял дерзкий побег в конце 1917 года. Очутившись за колючей проволокой лагеря для военнопленных, Адлер пережил те приключения, которые позже популяризировал Арнольд Цвейг в своем романе о Великой войне «Спор об унтере Грише»; он добывал на черном рынке русскую военную форму, прыгал с поезда на ходу и пробирался по заснеженным ландшафтам, пока наконец не вышел к немецким позициям. Как сообщала пресса, восстановив силы в тылу, Адлер догнал свой батальон на западе; намек был на то, что, раз победа близка, немецкий солдат готов пройти пол-Европы, чтобы разделить этот момент⁴³.

Воссоединившись со своим батальоном на Западном фронте, Адлер, вполне возможно, задумался, не поторопился ли он бежать от русских. Немецкая армия все еще шагала вперед, но сражения были кровавыми и жестокими. Вальтер Ферстер, молодой еврейский солдат из Тюрингии, рассказывал, как его роте приходилось использовать и артиллерию, и пулеметы, чтобы заставить «томми» отступить. В письмах домой Ферстер как-то ухитрялся не задерживаться на ужасах рукопашной схватки и вместо этого сосредотачивался на достигнутых успехах. «У каждого командира батареи, более того, у каждого отдельного солдата была лишь одна цель: “Вперед!”». Именно это чувство движения заставляло немецких солдат идти дальше – они надеялись, что каждая жертва приближает их к концу войны. Еще один еврейский солдат, Альфред Барух, делился похожими ощущениями от сражения. «Опять пролилось слишком много крови», – писал он, но ему удавалось утешить себя мыслью, что это «последний бой»⁴⁴.

К несчастью для немецких солдат на фронте и для тех, кто приносил жертвы в тылу, мощное чувство движения вперед, которому, как всем казалось, они были свидетелями, оказалось чем-то вроде миража. На самом деле немецкое наступление стояло на очень зыбком фундаменте. Хотя армии удалось отбросить британцев и французов как минимум на 60 километров, в реальности она лишь отбила те земли, которые потеряла в прошлом году, когда немецкие силы отошли к линии Гинденбурга. Людендорф невозмутимо провел еще ряд наступательных операций в начале лета, но и с их помощью удалось лишь добиться захвата некоторых стратегически не значимых территорий. Более того, возвращение этих изуродованных сражениями ландшафтов далось ценой множества жизней – около 500 000 убитых и раненых за едва различимый выигрыш⁴⁵. Рихард Адлер, чьи героические подвиги при побеге из русского плена попали в национальную прессу, был одним из убитых в наступательных операциях этого года. Его «наградой» за бегство от русских была смерть в последние месяцы войны и одинокая могила в Бельгии.