Роковое наследие. Правда об истинных причинах Холокоста

Критический настрой Гаазе и Кона по отношению к Брест-Литовскому договору создал неприятное (и полностью неверное) впечатление, что немецкие евреи противятся победоносному миру. Решение Макса Коэна-Ройсса присоединить свой голос к хору критиков лишь подтвердило это мнение. Вместе с Людвигом Квесселем Коэн-Ройсс возглавил оппозицию договору в PD. Как и в случае USPD, у Коэна-Ройсса были замечания насчет мира с аннексиями, противоречившего его собственной концепции будущей Европы¹⁹. Зрелище Коэна-Ройсса, Гаазе и Кона, выступающих против великого момента торжества Германии на востоке, еще сильнее вызвало к жизни антисемитов. Так, «Auf Vorposten», издание с нездоровой одержимостью теориями еврейского и франкмасонского заговора, увидело в позиции Кона свидетельство, что революционный большевизм готов раскинуть сети по Германии. Идея, что большевизм и иудаизм неразрывно связаны, начала набирать опасные обороты²⁰.

Чего эти атаки не желали признавать – того, что большинство немецких евреев отнюдь не были недовольны Брест-Литовскими договоренностями. Реакция евреев на договор была не оппозиционной, а сдержанно-скептической. Так, пока Коэн-Ройсс призывал SPD отклонить соглашение с Россией, его коллега Эдуард Давид выразил куда более активную поддержку. Выступая в Рейхстаге, Давид признался, что у него есть замечания по поводу того, как ведутся мирные переговоры, но все же он рад, что «убийство и разрушение» пришли к концу, а военнопленные на востоке скоро будут освобождены²¹. Фракция SPD была ближе к позиции Давида, чем Коэна-Ройсса – они решили воздержаться от голосования, а не голосовать однозначно «против». Как и Давид, Ратенау приветствовал конец войны на востоке, но сомневался, принесет ли это прочный мир. По его мнению, это было лишь «масштабное временное решение»²².

Хотя ни Ратенау, ни Давид не собирались поднимать флаги в честь происходящего, они все же чувствовали искреннее облегчение, видя, что на одном из полей военных действий сражения подходят к концу. Для евреев и других немцев, как в тылу, так и на фронте, Брест-Литовский договор стал проблеском надежды. Это был «счастливый день», как выразился Виктор Клемперер²³. Может быть, война еще не была выиграна, но после стольких месяцев, прошедших вообще без хороших новостей, Брест-Литовск дал немцам повод для оптимизма. По крайней мере, люди могли начать думать о конце войны – и, похоже, о победе Германии.

Стоит подчеркнуть, что не всегда этот оптимистичный настрой базировался на чистом альтруизме. Тон задал, как обычно, Людендорф. По его мнению, Брест-Литовск дал идеальную возможность распространить влияние Германии дальше на восток, в Крым, а также в Скандинавию; оба региона были богаты сырьем и продовольствием – тем, в чем отчаянно нуждалась немецкая армия. Дэвис Трич, чья страсть к немецкому экспансионизму продолжала быть столь же яркой, похоже, во многом разделял взгляд Людендорфа на Восточную Европу. Как генеральный секретарь недавно основанного Немецко-грузинского общества, Трич приветствовал любые попытки ослабить влияние России на Кавказе, заявляя, что следует сделать все, чтобы «ограничить [его] до [пределов] Великороссии в самом узком смысле». В обретшей независимость Грузии Трич видел страну, готовую к эксплуатации Германией. Ее марганцеворудная промышленность гарантировала, по его словам, «наше пристальнейшее внимание», медные рудники могли экспортировать в Германию вместо России, а вся страна обладала потенциалом, чтобы поставлять в Германию «персики, абрикосы, яблоки, груши, апельсины, лимоны, фиги и море других фруктов». «Подводя итог, – заключал Трич, – [Кавказ] представляется невероятно важным регионом для экономики Центральных держав»²⁴.

Трич провел прекрасную работу, открывая людям глаза на материальные богатства Восточной Европы, но он был не в том положении, чтобы самому эксплуатировать регион. Зато туда бросились немецкие промышленники, чтобы сделать доход на преимуществах от поражения России. Как и ранее в Бельгии, еврейские и другие немецкие фирмы заключили ряд эксплуатационных экономических соглашений. «Disconto-Gesellschaft» Артура Саломонзона и Георга Сольмсена, пожалуй, был в первых рядах многих таких сделок. В Румынии банк был частью консорциума, заключившего соглашение на тридцать лет о единоличном контроле над запасами нефти в стране. Не удовлетворившись эксплуатацией Румынии, банк затем объединился с концерном Макса Варбурга и представителями тяжелой промышленности, чтобы установить контроль над самыми производительными элементами украинской экономики. Наконец, оба банка договорились о сотрудничестве над проектом по прокладке железных дорог на востоке, которые могли бы использоваться для перевозки товаров Центральным державам²⁵. Как вскоре обнаружила экономическая элита Германии, Брест-Литовский договор, похоже, не только приблизил на шаг победу Германии, но и открыл новые коммерческие возможности в обширных внутренних регионах Восточной Европы.