Роковое наследие. Правда об истинных причинах Холокоста

Если мысль об оборонительной войне была для немецких евреев одной из причин поддержать войну, то тот факт, что врагом была Россия, давал еще больше оснований для оптимизма. Царская Россия долгое время вызывала неуважение еврейских общин Германии. У многих евреев еще были свежи воспоминания о еврейских погромах в России в конце XIX – начале ХХ века. В частности, Кишиневский погром 1903 года, когда почти полсотни евреев было убито и сотни ранено, оставался синонимом русского варварства. А значит, начало войны с Россией было возможностью отомстить за это насилие. Как заявляла основная сионистская газета «Jüdische Rundschau», русских «проучат». «Месть за Кишинев», – кричала она⁵⁶. И все же, хотя месть может быть сладка, она обычно недолговечна. И потому для многих было столь же важно добиться, чтобы евреи в России были спасены от рабской жизни. «Мы сражаемся, – утверждало одно немецко-еврейское издание, – чтобы защитить нашу святую родину, спасти европейскую культуру и освободить наших восточных братьев»⁵⁷.

Несмотря на всю браваду августа 1914 года, трудно избежать впечатления, что многие попросту не знали, во что на самом деле позволили себя втянуть. Проще говоря, евреи и остальные немцы очень мало были осведомлены об опасном потенциале современного военного дела. В конце концов, последним большим столкновением на континенте была франко-прусская война почти полвека назад⁵⁸. Почти не испытав на собственном опыте ужасов войны, немцы и другие европейцы наивно шагали на край пропасти и в бой. Немецко-еврейский промышленник, мыслитель и временами политик Вальтер Ратенау, как и многие немцы, довольно равнодушно отнесся к началу войны. В частном общении он мог выражать скепсис по ее поводу, но на публике скрывал эти взгляды и, напротив, давал волю глубокому чувству патриотизма. Ссылаясь на знаменитое высказывание Карла фон Клаузевица, что война есть продолжение политики иными средствами, Ратенау полагал, что оправдать вооруженную борьбу нетрудно. В статье для «Berliner Tageblatt» он намекнул, что если Россия будет предъявлять претензии к Австро-Венгрии, это, в свою очередь, создаст «политически недопустимую ситуацию в мире». При таких обстоятельствах «долгом и правом» Германии будет «сражаться на стороне Австрии за правое дело», настаивал он⁵⁹.

Доблестная попытка Ратенау оправдать войну оказалась в том же русле, что и у многих других немецких интеллектуалов. Например, выдающийся историк Фридрих Мейнеке поддерживал войну на том основании, что это защита немецкой культуры от славянской угрозы с востока⁶⁰. Напряженность июльского кризиса смогла дать разрозненной группе людей то, вокруг чего они могли объединиться. Еврейские общины, сами разделенные разногласиями, нашли столько же причин поддержать войну, сколько и все остальные немцы. Но раскол в обществе не исчез окончательно – он лишь был погребен под мощным выбросом патриотического оптимизма. За кадром было очевидно, что неуверенность по-прежнему правит всем. В частных беседах даже Ратенау говорил о начале войны совсем иначе, чем в своих публичных выступлениях. «Мир сошел с ума!» – жаловался он близкой подруге⁶¹. Все происходящее отлично скрывало безумие войны под вуалью единства военного времени, но, как вскоре предстояло обнаружить евреям и остальным немцам, национальная гармония может рухнуть так же быстро, как и возникла.

II. Воодушевление войной

«Мобилизация»! Заголовок на первой странице либеральной «Vossische Zeitung» был однозначен. Первого августа, после месяца напряженных переговоров, Германия выступила на стороне своего союзника Австро-Венгрии и объявила войну России. Теперь Первая мировая война началась всерьез. Редактор «Vossische Zeitung», немецко-еврейский журналист Георг Бернхард, всем своим авторитетом встал на защиту конфликта. Первые публикации военного времени полнились исключительно положительными новостями: только Россия в ответе за начало войны, Германия готова одержать «тотальную победу», а немецкий народ, по всей видимости, в восторге от того, что война наконец началась. На улицах Берлина, сообщала газета, «многие тысячи мужчин и женщин» собирались вместе и пели «патриотические песни». Их ликование было столь велико, что «никто и не думал спать», все, чего им хотелось, – праздновать начало военных действий¹.