Роковое наследие. Правда об истинных причинах Холокоста

Лишившись мужчины-кормильца – или, в случае с Мендельсами, кормильцев, – многие семьи были вынуждены довольствоваться значительно снизившимся доходом. Как объясняла одна еврейская общественная активистка, маленькие военные пенсии не могли покрыть нужды ее детей, как и заработок матери и бабушек с дедушками. И что, спрашивала она, остается делать «старому человеку, возможно, согбенному болезнями, слабостью и страданием»⁶⁹? Главным страхом немцев был страх душевного и общественного упадка. Сидди Вронски, еще одна еврейская активистка, объясняла, что внезапная утрата денег для «высших слоев рабочего класса и предпринимателей» могла означать «откат к пролетариату»⁷⁰. Для некоторых женщин этот сценарий оказался более чем реален. Объявления в газетах от вдов военнослужащих, ищущих заработок, стали обыденностью. «Вдова военного ищет работу в солидной еврейской семье», – гласило одно такое объявление в Кельне⁷¹.

В попытке избежать крушения существующего общественного порядка некоторые частные благотворительные организации вызвались послужить заменой государственной помощи. Национальный фонд помощи родственникам погибших на войне (Nationalstiftung für die Hinterbliebenen der im Kriege Gefallenen), пользовавшийся поддержкой некоторых состоятельных немецких евреев, включая Альберта Баллина, Макса Варбурга и Рудольфа Моссе, возник в первые дни конфликта. Его особой задачей была краткосрочная финансовая помощь вдовам военных, пока они не начнут зарабатывать достаточно, чтобы обеспечить себя и свои семьи⁷². Еврейские общины также приняли участие в мероприятиях Национального фонда по сбору средств. Например, в рейнландском городке Эльберфельд немецкие евреи устроили дневной концерт с участием всего хора синагоги, причем собранные средства опять же полностью пошли на нужды тех, кто потерял на войне близких⁷³. К сожалению, одних только благотворительных фондов было недостаточно, чтобы восстановить многие тысячи разрушенных жизней. Мужей и отцов нельзя было так просто заменить, а для раненых, с их утраченными конечностями и изувеченными телами, восстановление неизбежно было долгим и трудным процессом.

В тюрьме с врагом

Как и в случае с тяжелоранеными, будущее тысяч солдат, попавших в плен, было неясным. Когда стоял выбор между смертью или тяжелым увечьем и неволей, попасть в плен, конечно, было намного более предпочтительным вариантом – и все же отнюдь не легким исходом. Взвинченные солдаты с обеих сторон были замечены в убийстве тех, кто пытался сдаться, иногда даже после того, как они были взяты в плен⁷⁴. Первое, что увидел Теодор Розенталь после сдачи в плен, – влетевшая в траншею граната, за ней последовали двое «томми», направившие на него револьверы. Британские солдаты отобрали у него серебряные часы – подарок на бар-мицву, – а затем отправили его за линию фронта к другим пленным⁷⁵. Как немедленно обнаружил Розенталь, деградация, насилие и страх были неотъемлемой частью жизни заключенного⁷⁶. Может быть, плен и исключал ежедневную угрозу гибели на фронте, но вместо нее возникали новые опасности. Интернированным ничего не оставалось, кроме как наблюдать за конфликтом, находясь во враждебных условиях.

Прежде чем получить официальный статус военнопленных, многие солдаты находились где-то в преддверии ада. Перемещение в один из многочисленных лагерей для военнопленных могло занять от нескольких дней до нескольких недель⁷⁷. Для оставшихся дома родных, до сих пор не знающих, живы или мертвы их близкие, это было ужасное время. Жена Теодора Розенталя ждала новостей так долго, что друзья даже советовали ей забыть о нем. «Она еще молода, она еще найдет себе другого», – советовали они⁷⁸. Это чувство неуверенности и неизвестности испытал и Макс Пинкус. Немецко-еврейский директор крупного текстильного концерна в Верхней Силезии получил на своем рабочем месте новости, что его сын Ганс бесследно исчез, патрулируя франко-бельгийскую границу. Не зная, как быть, Макс разослал ряд отчаянных писем военному командованию и офицерам – сослуживцам Ганса, и в итоге узнал, что в ту ночь, когда исчез его сын, семеро из двадцати человек в патруле были убиты на месте, а оставшиеся, видимо, были взяты в плен⁷⁹. Прошла еще неделя неизвестности, прежде чем пришло подтверждение: Ганс действительно был захвачен как военнопленный и теперь находился во французском лагере⁸⁰.