— Вера! Никаких вопросов. Прошу тебя, иначе мои нервы не выдержат! Идем же, идем!
Как во сне я помню наш дальнейший путь. Как мы шли коридорами, вышли на улицу, а потом попали совсем в другое помещение, спустились в подвал. Дверь открылась, и я увидела Распутина. Он стоял и смотрел на меня с улыбкой.
— А, балерунка. Пришла, ласточка моя! Ну проходи, проходи… А мы тут сидим по-дружески, отдыхаем.
Феликс посмотрел на Дмитрия, Дмитрий на меня…
Взгляд Распутина прожег меня насквозь, но я помнила о словах Дмитрия и, набравшись храбрости, произнесла:
— Прошу вас, Григорий Ефимович! Давайте выпьем за мое здоровье…
— Почему Ефимович? Можно просто — Григорий. Ну, если за твое здоровье… Не хотел я пить, но за тебя, ласточка, выпью…
Дмитрий сделал мне знак, чтобы я отвлекла Распутина. Я говорила с ним, но краем глаза я увидела, что в один из бокалов что-то подсыпают, и едва не вскрикнула, но промолчала…
Потом мы все вчетвером выпили. По губам Феликса скользнула тонкая улыбка… Мне стало не по себе, захотелось поскорее уйти. Тяжелый взгляд Распутина по-прежнему прожигал…
Но спустя время Распутин как-то обмяк, опустился на диван… Дмитрий взял меня за локоть.
— Терпи! — шепнул он. — Еще немного…
Взгляд Распутина затуманился, голова упала на грудь.
А я сама была готова упасть в обморок.
Наконец Дмитрий увел меня.
— Подожди еще немного, скоро я тебя отвезу домой.
Тот же слуга снова провел меня в зал, где были гости. А вскоре раздался звук, похожий на выстрел, потом — другой…
Я вцепилась руками в стул, на котором сидела, — все поплыло у меня перед глазами. Вскочила из-за стола и устремилась из комнаты.
В холле я увидела Дмитрия, он шел мне навстречу, я кинулась к нему с просьбой увезти меня скорее отсюда. Дмитрий был бледен, губы его дрожали, он сел за руль машины и отвез меня в «Асторию». И строго предупредил, чтобы я ничего никому не говорила.
И как растаял… Ни письма, ни весточки! Только после я узнала: что было в ту ночь во дворце.
И сколько раз мне потом во снах являлся Распутин с кровавыми запекшимися губами, выдыхавший: «Что ж ты так поступила, ласточка?»
Анна захлопнула тетрадь и выключила свет.
Маленький чемодан, в который она сложила документы, поблескивал в темноте. Свет от фонаря выстилал дорожку в комнате. Было тихо, за стеной — тоже ни звука, все как будто бы вымерло.
Анна медленно поднялась и подошла к окну. Темные ели почти подступили к домику, снег нежными волнами взметнулся вверх… Тишина, покой, безмятежность. В каком она веке?
Ей хотелось пить, но выходить из номера Анна не решалась, к тому же ей нравилось это пространство, эта глубокая темнота, скрадывающая звуки и движения, и дорожка от фонаря…
Стук в дверь. Или ей кажется?
— Анна, это я. Открой.
— Открыто, — прошептала она.
В номер шагнул Данила. В его руках две чашки.
— Глинтвейн. Попросил у хозяйки. Настоящий, сделанный по всем правилам.
— Спасибо… — Слова замирали на губах. Она взяла чашку и неожиданно для себя опустилась на пол.
— Ты так и сидишь в темноте?