Роковой подарок

Мимо него ходили, хлопала дверь, подруги кормили Никиту ужином и смеялись над его историями, Волька играл в мяч, Маня стучала тростью об пол, заглянул сосед, спросил, не привезти ли воды с источника, и по всему дому собрали канистры.

Павел ничего не слышал и не просыпался.

Он был сыт, чист, совершенно счастлив и во сне уверен, что… обойдётся.

Откуда-то взялись эти люди, и они знают, что делать. Можно спать, не ждать беды и ни за что не отвечать.

Павел проснулся от запаха. Пахло чем-то таким вкусным, что ему во сне невыносимо захотелось есть – опять. Он открыл глаза и ничего не понял.

Потолок незнакомый – отчего-то с балками, самыми настоящими. И диван незнакомый, и меховой лёгкий плед, которым он был накрыт.

Он повернулся и встретился глазами с невыразимым существом. Существо смотрело прямо на него.

Павел резко сел. Существо гавкнуло и завертело обрубком хвоста.

– Он загнал под диван свой мяч, – сказали совсем рядом. – Теперь не отстанет. Придётся лезть.

Павел сполз на колени и зашарил под диваном. Вскоре под руку ему попался ворсистый теннисный мяч, немного слюнявый.

Павел вытащил его, и тотчас остроухий смешной пёс припал на передние лапы и приготовился мчаться.

Павел кинул мяч. Пёс помчался.

– Хорошо, что сам проснулся, – сказала Маня. – Пора бы уже.

– Спасибо вам, – выговорил Павел.

– Ты должен всё рассказать. Понял?

Он кивнул и поднялся.

Он был облачён в чужие штаны и чужую футболку и совершенно не помнил, как одевался. Или его кто-то одевал?

– Садись к столу. – Маня улыбнулась его растерянности. – Никита самовар взбодрил, он ещё не остыл, наверное. И я плюшек напекла.

…Так вот чем пахло! Плюшками – домом, мамой, счастьем!..

Павел боком приткнулся к столу.

– Жене я позвонила, – продолжала Маня. – Твоя обожаемая Машка в курсе, что ты спасён и завтра прибудешь. Твой телефон на зарядке в той комнате.

Павел сорвался с места – за телефоном.

– Место для секретных разговоров у нас за баней, – вслед проинформировала Маня. – Где мостки. Там связь хорошо берет и никто не слышит.

– Тогда я… ладно? Позвоню, можно?

– Валяй.

Хлопнула дверь. Маня осталось одна.

Лёлю она отпустила с Никитой, вернее, не столько отпустила, сколько выпроводила – ибо Лёля изо всех сил возмущалась и отказывалась.

Но провести писательницу Покровскую было сложно. Маню Поливанову – легко, а Марину Покровскую – нет.

Дожидаясь Павла, Маня вытащила на крыльцо самовар, подула в топку, старательно зажмурившись, дождалась, пока немного возьмутся угли, и подбросила шишек из корзины.

Она специально ездила на велосипеде в лес за шишками, считала, что чай получается вкуснее.

Когда Павел вернулся – не скоро! – самовар уютно посапывал, грелся.

– Ну что? – спросила Маня. – Страсти и страдания? Или радости и свидания?

Парень взглянул на неё и пробормотал:

– Спасибо вам.

Отмытый, он оказался очень симпатичным – хорошо вылепленное лицо, высокие скулы, прямой греческий нос. Отросшие волосы ему мешали, он заправлял их за уши нетерпеливым движением.

– Завтра поедем к ним, – пообещала Маня. – К твоим.

Он примерился и уселся на перила террасы.

– Да они не мои, – сказал он мрачно. – В том-то и дело.

– Теперь твои, куда тебе деваться.

– Кто я и кто… они!

Маня презрительно фыркнула:

– Ты хочешь рассказать мне о сословных противоречиях? Или о классовом неравенстве?

Подошла и бесцеремонно задрала штанину у него на лодыжке. Парень дёрнулся так, что чуть не свалился.

– Болело сильно? – спросила писательница, рассматривая здоровенный треугольный синяк, уже отливавший в зелень и желтизну. – Волька, смотри, что ты наделал!..

Павел торопливо опустил штанину.

– Откуда вы узнали, что тогда в кустах был я?

– Здрасти! Тебя же Максим позвал! Я только сначала забыла имя, а потом вспомнила. Он сказал: «Павел, это ты, что ли?» И полез в кусты. И когда ты от меня рванул, помнишь, из клумбы, я сразу на тебя подумала. А потом ребят расспрашивала, и все в один голос говорили, что ты в чём-то виноват и поэтому должен всё бросить и уехать в Магадан.

– Да почему в Магадан-то, с чего вы взяли? – спросил он, как будто это имело значение. – Я в геологическую партию хотел завербоваться.

Маня вздохнула и ещё подбросила шишек в самовар. Они проскакали внутри трубы с приятным звуком.

– Почему Раневский тебя отпустил? Ты же самая подходящая кандидатура! То есть подозреваемый! Максим тебя разогнал, дочь услал, ты его подстерёг и застрелил!

– Вы что?! – грубо спросил Павел. – Ненормальная?!

– Я-то нормальная, только почему тебя выпустили?

– Да не стрелял я в него! Я поговорить хотел, просто поговорить! Я думал, он один будет!.. Он в последнее время всё время был один!

– Что значит – один?

– Так Евгения Александровна дома не жила!

Маня оторопела.

– Как?! А где она жила?!

– Я не знаю. – Павел помотал головой. – Никого не было, ни Машки, ни Феди, брата. Только Максим Андреевич и Рита, домработница. И я приходил за садом ухаживать.

– Вот это номер, – сама себе сказала Маня Поливанова. – Вот это поворот сюжета!..

И стала ходить по террасе, сильно хромая.