Но зачем ей было убивать Елену Васильевну?
Или Маня опять что-то упускает?…
Все вокруг в один голос твердят, что Женя никогда не убила бы мужа, потому что сильно его любила, но ведь всё может быть наоборот – убила как раз потому, что слишком сильно любила.
…И непонятно куда девать историю с драгоценностями!
Почему Максим так секретничал? Даже взял с помощницы слово ничего не рассказывать? И куда они делись? И куда делись фотографии, которые Елена на Маниных глазах убрала в сумку?…
Неожиданно прибежала откуда-то Машка и затараторила:
– Извините, пожалуйста, я с вами даже не поздоровалась, я просто так обрадовалась, когда увидела Павлушу. Вы не представляете, что нам пришлось пережить! Я чуть не умерла. И так страшно. И папы нет. А мама всё время молчит. А Павел сказал, что уедет и чтоб я ехала с ним. А как я с ним поеду, я же не могу маму бросить совсем одну. Здравствуйте!
– Привет, – поздоровалась Маня.
– Мама с Федькой сейчас придут, раз Фиби здесь, значит, Федя тоже где-то поблизости. Она от него далеко не отходит! Он в Карелию собрался в поход и Фиби с собой взял, потому что её одну нельзя оставлять. У неё детская травма. Она боится, что её бросят. И Федька специальный билет на поезд для неё брал, они вдвоём в купе ехали. А в самолёт такую махину не пускают! Хотите чаю? Или пообедать? У нас наверняка есть обед. Я сейчас проверю!
И убежала в дом.
Пока девчонка тараторила, Маня всё время улыбалась.
Хорошая девчонка. Добрая, правильная.
…Что с ней будет, если окажется, что отца застрелила мать?…
Маня вдруг поняла, что немедленно, прямо сейчас должна отказаться от расследования. Насовсем, навсегда!
Выбежать с участка и уехать в Москву – вечером, любым поездом! Или вот на той самой машине, которая привезла её сюда! И никого ни о чём не спрашивать, и не думать, и не сводить концы с концами.
Она не сможет!.. Пусть они сами во всём разбираются! У неё больше нет сил.
Кровь прилила к щекам, Маня сдёрнула очки и стала подслеповато оглядываться по сторонам.
Никого нет. Можно бежать.
Маня напялила очки, нашарила трость и стала подниматься с дивана.
– Как хорошо, что ты приехала, – издалека негромко сказала Женя. – Спасибо тебе, Маня.
Писательница замерла. План побега сорвался.
…Придётся доводить дело до конца.
Она с силой вдохнула, выдохнула и оглянулась.
Женя подходила со стороны реки, за ней трусила Фиби.
Сегодня вдова Максима не была похожа на брошенную старушку из дома призрения. Она была бледной, осунувшейся, волосы по-детски заложены за уши. Но она выпрямилась, словно приободрилась, и глаза перестали быть водянистыми, слепыми.
– Какое лето началось, – продолжала Женя. – Дни роскошные. Хотя ветер всё равно холодный. Как там у вас в заповеднике, Маня?
– У нас прекрасно, – пробормотала писательница. – Вчера топили баню и ставили самовар. Павла Кондратьева мыли и кормили.
– Хорошо, что ты догадалась его забрать к себе в деревню, Машка тут с ума сходила, пока ты не позвонила.
– Он тоже умом немного тронулся, Жень.
Женя опустилась в кресло и стала гладить собаку Фиби по громадной башке.
– Ты знала, что у них с твоей дочерью… – Маня вздохнула, – любовь?
– Максим знал. Он мне рассказал. Я догадывалась, но мне казалось, что это всё так, ерунда. Графиня и садовник, просто сюжет.
Маня вдруг рассердилась:
– И она не графиня, и он не садовник, – отчеканила писательница. – Он в аспирантуру сдаёт, а она просто девочка, у которой папаша хорошо зарабатывает!
Женя подняла на неё глаза. И улыбнулась:
– Именно так я Максу и сказала. Вот прям этими словами! Последние интеллигенты уплыли в Стамбул на «философском пароходе», а мы все пролетарии, как ни крути.
– А он что?
Она ещё немного погладила собаку.
– Он никогда со мной не соглашался… сразу. Никогда! Но он хороший человек, Маня. И детей своих берёг и жалел. Он умел как-то действенно сочувствовать!.. Машку в Москву отправил, конечно, но Павлика с работы не прогнал, и когда она приезжала, делал вид, что не замечает, как они по кустам шепчутся. А я ему говорила, что лучше пусть на глазах, чем тайно! По крайней мере, мы ситуацию контролируем.
– Или вам кажется, что контролируете, – заметила Маня.
Подошёл Федя, и Фиби сразу ушла к нему в ноги. Уселась, забила по траве кольцом хвоста и скроила крокодилью улыбку.
Маня тянула время, отлично сознавая собственное малодушие.
– Хотите, я вас на катере покатаю? – предложил Федя. – Мы с папой его ещё в начале мая на воду бросили.
– Как это – бросили? – не поняла Маня.
– Просто так говорят. Лодка в эллинге зиму стоит, а весной приходит кран, поднимает и опускает в реку. Папа всегда так говорил: «Пойдём лодку бросим!»
– Это значит, лето скоро, – заметила Женя. – Раз лодку бросили, значит, тепло пришло.
И они помолчали – каждый о своём.
Со стороны дома Машка за руку притащила Пашу, который словно немного упирался.
– Здравствуйте. – Паша осторожно освободил руку. – Евгения Александровна, можно с вами поговорить?… Не… не здесь.
Женя посмотрела на него.