Большеголовая, большеглазая, бледная и очень худенькая, просто комарик, а не девочка, ножки – палочки, коленки торчат, плечи острые. Сама себе Варя всегда очень не нравилась. Только вот, может, волосы красивые – густые, блестящие, мама заплетала Варе французскую косу. В итоге получилась «Смерть с косой» или «Скелетина» – так дразнили ее в школе.
– Глупая девочка, твоя красота еще впереди! Ты – пока только бутон, но придет время, и бутон распустится! – сказала ей однажды Дина Сергеевна, увидев, с каким отвращением Варя смотрит на свое отражение в зеркале – гигантском зеркале репетиционного зала.
Дина Сергеевна была первым Вариным педагогом в хореографическом училище, она вела класс у самых младших. Это она ее заметила и отобрала, когда приходила посмотреть на детей в кружок русского народного танца при клубе «Пермский железнодорожник». Потом была комиссия училища. В большом репетиционном зале Варю и других девочек выстроили в ряд, смотрели, щупали, заставляли прыгать и бегать под музыку, тянуться, приседать. После зала их повели к врачу на медосмотр, а затем всех отпустили, всех, кроме Вари. Дина Сергеевна улыбнулась ей и велела позвать маму, которая ждала в коридоре. Тогда и прозвучали эти непонятные, загадочные слова «классическое долихоморфное строение»[13]
, определившие всю дальнейшую жизнь Вареньки Ливневой.Когда Варе исполнилось 10 лет, ее забрали из обычной общеобразовательной школы и перевели в хореографическое училище. Хотя про балет она тогда мало чего знала, только по телевизору видела, как дядьки в колготках танцуют. Смешно! По правде сказать, ей больше нравились бальные танцы, куда записалась Настя, девочка из соседнего подъезда. И Варе тоже хотелось. Как-то раз на празднике города выступали девушки из школы бального танца. Они были в пышных длинных платьях и так красиво танцевали, что у Вареньки даже голова закружилась.
Должно быть, у каждого в детстве бывают мгновения, когда распахивается дверь в будущее: за Вариной дверью был танец.
Но потом оказалось, что занятия бальными танцами – платные и стоят дорого.
– Варвара, ты уже взрослая и должна понимать, – на семейном совете объяснила ей мама. – Сейчас мы не можем себе этого позволить.
Семейный совет – это, конечно, громко сказано, всего-то два человека: сама Варя и ее мама, Рита Васильевна. Рита Васильевна была женщина вполне самостоятельная. Говоря по правде, ничей совет ей не требовался, тем более совет дочери – та не привыкла возражать матери. Но «воспитательный процесс требовал, чтобы ребенок высказывал свое мнение». Стараясь дать дочери правильное воспитание, Рита Васильевна читала много педагогической просроченной литературы и, исходя из прочитанного, регулярно устраивала в доме семейные советы (так, во всяком случае, она это называла):
– Ну и что же ты, Варвара, скажешь? Что ты решила? – спрашивала она после длинного монолога о том, как бы поступила сама. – Какое твое мнение?
И Варя, потупившись, ответила, что уже не хочет идти на бальные танцы, потому что, если возразить, мама будет недовольна.
– Маргарита, ты уж больно строга со своей Стрекозкой, – сочувствуя маленькой худенькой Варе, говорила тетя Света, их соседка по коммунальной квартире. Тетя Света была пожилой, одинокой и частенько оставалась с девочкой, когда мать работала. – Ведь одно дело книжки, а совсем другое – живой человек, ребенок.
Жили они в центре Перми, на Компросе (Комсомольском проспекте), в старом доме с парадным подъездом и колоннами. Но внутри, в квартире, все выглядело уже не так парадно. На кухне – тараканы, потолок течет, паркетины под ногами ходуном ходят. У Вари с мамой была одна комната, чистая и без тараканов, а у тети Светы – две. В будущем Рита Васильевна надеялась улучшить свои жилищные условия за тети-Светин счет, поэтому терпела ее замечания. И обращение «Маргарита» терпела, хотя всех других исправляла, в паспорте было записано имя «Рита».
– Хорошо тебе, Светлана, советовать, когда своих детей нет, – парировала она. – Да, я – строгая, сюсюкать не умею, баловать не хочу, да и не на что!
В сущности, строгость Риты Васильевны можно было понять: она воспитывала дочь одна, так как с мужем развелась. Бабушек, дедушек не было, рассчитывать на чью-то помощь она не привыкла и всегда подчеркивала, что ни от кого не зависит, несколько даже упиваясь этой своей независимостью. А еще Риту Васильевну отличало какое-то железобетонное чувство долга матери перед дочерью. «Я должна во что бы то ни стало!» – твердила она себе и могла две ночи не спать, чтобы сшить дочери костюм Снежинки к выступлению в детском садике. Когда же Варя заикалась о том, что платье можно было бы одолжить у соседки Насти, что та, мол, ей сама предлагала, Рита Васильевна сердилась:
– Нет, доча, чужого нам не надо! – эти слова Варя часто слышала от матери.