Роковые иллюзии

Когда офицеры НКВД, работавшие за границей, стали отзыйаться и исчезать без следа, страх, порожденный подобными вызовами из Центра, вызвал необходимость выманимать некоторых из них в Советский Союз с помощью хитроумных уловок. Одним из первых был Смирнов, парижский резидент, который выполнял роль связного с Филби. Это был не Дмитрий Смирнов, а В.В. Смирнов, носивший псевдоним «Петр», но настоящая фамилия которого была Глинский. Он проработал во Франции четыре года, а поэтому ни он, ни его жена не нашли ничего необычного в том, что его отзывали в июле 1937 года. Если бы жена другого работавшего в Париже офицера НКВД не стала свидетельницей ареста г-жи Смирновой в Москве, его бывшие коллеги во Франции считали бы, что ее муж просто получил назначение на другой пост за границей. Когда стало известно, что его расстреляли за государственную измену, Ежов приказал своим подчиненным распустить слух, будто Смирнов признался в том, что он польский шпион. Его парижские товарищи прекрасно понимали, что это нелепая ложь, потому что Центр продолжал использовать те же самые коды и ни один из их агентов или источников не был выдан[631].

Малли был еще одним «нелегалом», который, как Орлов узнал в 1938 году, оказался в числе сорока офицеров НКВД отозванных в предыдущем году, а затем обвиненных и расстрелянных якобы за измену. Все, за исключением пятерых, подчинились приказу Москвы и вернулись, несмотря на растущее предчувствие того, какая участь их ожидает. Некоторые, вроде Малли, хладнокровно взирали на перспективу мученической смерти; другие считали, что смогут доказать свою невиновность, какие бы обвинения им ни предъявлялись. Большинство из них сбежало бы за границу, чтобы спасти свою жизнь, если бы не мощные препятствия для бегства, воздвигнутые чрезвычайным законом, опубликованным за подписью Сталина 8 июня 1938 г. Согласно ему, семьи офицеров НКВД становились заложниками, поскольку предусматривалось, что ближайшие родственники сотрудников советских служб, бежавших за границу, подлежали высылке в Сибирь. Каждый офицер НКВД был осведомлен о секретном приложении к этому закону, автоматически предусматривающем тюремное заключение сроком на 10 лет для жен и ближайших родственников бежавших, а в случае выдачи государственных секретов им грозила смерть.

Сталин также дал Ежову указания принять все необходимые меры, чтобы бороться с бегством за границу офицеров НКВД, которые могли бы раскрыть вражеским контрразведкам советские секретные операции. «Летучие группы» Отдела специальных заданий охотились за перебежчиками, осмелившимися не подчиниться приказам Москвы.

Кривицкий (настоящая фамилия Гинзбург), «нелегальный» резидент НКВД в Нидерландах, обеспечивавший доставку оружия в Испанию, и Игнаций Рейсе (настоящая фамилия Порецкий), «нелегал» в Бельгии, относились к числу тех, кто рискнул бросить вызов Москве и остаться за границей. Впоследствии Орлов утверждал, что знал также еще двух сотрудников НКВД, бежавших в том же году; он назвал их псевдонимы: «Пауль» и «Бруно»[632]. Самым старшим по званию был Игнаций Рейсе, бежавший в июле 1937 года со своей женой и ребенком в Швейцарию после получения рокового вызова из Москвы. Прежде чем покинуть резидентуру, он оставил в советском посольстве в Париже письмо, в котором сообщал Центральному Комитету причину своего разрыва со Сталиным и заявлял, что он «возвращается на свободу — назад к Ленину, к его учению и к его делу». Сталин ответил на этот возмутительный акт неповиновения, приказав Ежову стереть с лица земли и Рейсса, и его семью, чтобы другим было неповадно. «Летучая группа» боевиков из НКВД в конце концов настигла Рейсса 4 сентября в Швейцарии, всадив в него целую обойму из пулемета и бросив труп у обочины безлюдной дороги неподалеку от Женевы[633].