Рокси

Ее сердце несется вскачь, но причиной тому не только адреналин, не только ярость. Айви приняла еще одну таблетку перед тем, как углубиться в лес, чтобы бороться с усталостью и сохранять ясную голову при встрече с Айзеком. И сейчас она ощущает, как внутри нее идет ожесточенное сражение. Физическая усталость воюет с подстегивающими тело химическими препаратами. По временам Айви впадает в состояние, граничащее с галлюцинацией. Это очень опасно, когда сидишь за рулем. Надо быть осторожнее. Осталось продержаться совсем чуть-чуть. Но сердце… Такое чувство, что оно вот-вот вырвется из груди, словно «Чужой», уставится ей в глаза и спросит: «Что, черт возьми, ты со мной сотворила?»

Ее словно простреливают электрические разряды. Неприятнейшее ощущение. Она сталкивалась с ним и раньше, даже привыкла к нему, но сейчас стрелка зашкаливает на красное. Это напоминает ей о доме бабушки, в котором та жила до своего первого падения, — старом викторианском здании с электропроводкой, которую, должно быть, устанавливал сам Эдисон. Пробки постоянно вылетали, погружая весь дом в темноту. Маленькая Айви пугалась.

— Никогда не включай телевизор, фен и кондиционер одновременно, лапуля, — говорила бабушка.

Но сейчас все приборы включены и работают с превышением напряжения, и, поворачивая на Березовую, Айви ощущает, как одна за другой безжалостным каскадом начинают вылетать пробки: бззт! бззт! бзтт!

Она пытается притереться к тротуару, но запрыгивает на бордюр. Заглядывает во флакон с таблетками — не тот, что принадлежит Айзеку, а свой собственный. Он пуст. Когда это она его опустошила? Сколько таблеток приняла? О черт! Айви начинает паниковать, сердце, и до того несшееся бешеным галопом, колотится еще быстрее. Она закрывает глаза. Не может вздохнуть. «Успокойся. Успокойся!»

Айви пытается дышать медленно, но воздуха не хватает, и она снова сбивается на короткие, отрывистые вздохи. «Это сейчас пройдет, — твердит она себе. — Это ненадолго. Сейчас пройдет». Она теперь даже не соображает, где находится. Все еще в машине? Приехала к дому Крэйга или нет? Бззт! Бззт! Бззт!

Айви кажется, что она взмывает над собственным телом и несется вверх все быстрее и быстрее. Глаза ее закатываются, и она слышит странный и одновременно знакомый голос, говорящий:

«Добро пожаловать на Праздник…»

33 ТА м, куда Н икто дру ГО й не отваживается пойти

РОКСИ

Я иду вместе с Айзеком по сияющей золотом и серебром улице, вымощенной всеми надеждами, которые я когда-либо питала. Строения по обе стороны сверкают огнями, как заведения Лас-Вегаса, а драгоценные камни всех цветов и огранок свисают с деревьев-воспоминаний, словно зрелые фрукты. Они кружатся и позванивают — глаз не оторвать, настоящая квинтэссенция блеска, способная поглотить все внимание таких рассеянных людей, как сестрица Айзека. И все же Айзек не поддается. Он любуется драгоценностями, но не отвлекается от центра своего мира. От меня.

Мы движемся по улице к месту назначения.

— Ты видела дом Крэйга, — говорит Айзек. — Ты видела этот шкаф! Все эти пакеты и флаконы, — они валялись как попало. Наверняка что-нибудь куда-нибудь да закатилось. Наверняка!

Я беру его за руку, мои ногти врезаются ему в кожу. Не с такой силой, чтобы стало больно, — впрочем, он не почувствовал бы сейчас боли, даже если бы захотел, — но как молчаливое обещание, что, несмотря на великолепное зрелище и ослепительные огни, я его не отпущу.

И наконец мы на месте, стоим перед открытым лифтом с его манящими зеркалами персикового цвета и золотыми украшениями. Мир Айзека неизбежно меркнет перед всепобеждающим блеском моего.

Айзек озадачен, но лишь на один миг, а затем его ум соскальзывает в легкую, ненавязчивую логику сновидения.

— Ты рад, Айзек? Скажи мне — ты так же счастлив, как я?

Он отвечает тем, что первым ступает в кабину лифта. Это, безусловно, самое прекрасное мгновение его жизни. Двери за нами закрываются, он нажимает на кнопку, и мы начинаем подъем.

Я настороженно готовлюсь к тому, что скоро произойдет, потому что я веду его не на Праздник. Я поведу его дальше. Но сначала надо пройти сквозь разгул. Люси — вот кто указал мне путь! Она проложила себе в небесах дорогу к свободе, в то место, куда никто другой не отваживается пойти. Нам с Айзеком нужно лишь следовать по ее стопам.

— Когда дверь откроется, не слушай никого, ни с кем не разговаривай и ни в коем случае не иди танцевать!

— Не буду, — обещает он. — Не хочу танцевать ни с кем, кроме тебя.

Я улыбаюсь. Его искренность способна тронуть даже самых пресыщенных из нас. Я счастлива, что стала его избранницей.

— Я люблю тебя, Айзек. Ты веришь мне? — спрашиваю я, потому что отчаянно нуждаюсь в подтверждении своей собственной искренности.

— Верю всем сердцем.

— Ты мне доверяешь?

— Ты же знаешь, что да. А мне ты доверяешь?