Рокси

Придя домой, Айзек, не теряя времени, наводит порядок на своем письменном столе и садится за уроки. Многое предстоит наверстать. Но в голове стоит такой туман, что он не может сообразить, с чего начать. Не может даже вспомнить, над какими разделами работать, потому что не получил от учителей надлежащих инструкций.

Он не может собраться с мыслями, с каждым уходящим мгновением его ум густеет, словно суп. Ах вот оно что — время подошло. Время, когда он обычно принимает свою вторую таблетку.

Постой, а разве не эти самые таблетки являются основной причиной того, что он пропускает школу?

И все равно его рука тянется к кошелечку для мелочи, доставая таблетку. Даже когда его разум твердит «нет», тело говорит «да». И это тревожит его. Айзек всегда подчинял свое поведение логике, но сейчас впервые в жизни пальцы отказываются выполнять команды, которые подает им мозг.

«Ты нуждаешься в ней или ты хочешь ее?» Глядя на таблетку, он вспоминает, как однажды задал себе этот вопрос. Наверно, он не так жестко контролирует ситуацию, как ему кажется. Возможно, это вовсе не взрослый вариант воровства печенья, как он думает. Когда он был малышом, он частенько украдкой от родителей залезал в банку с печеньем. Он хотел этого печенья. Но он в нем не нуждался. Теперь Айзек знает ответ. Ему нужны эти таблетки. Голос в голове говорит ему, что он не может жить без них. Не стоит и пытаться.

Дело в том, что родители знали, что он тырит печенье. Не потому, что были особо наблюдательны, а потому, что Айзек сам давал им это понять либо словами, либо как-то еще. Оставлял за собой крошки. Чуть сдвигал крышку банки. В то время он думал, что поступает так по невнимательности, но позже понял, что какая-то часть его делала это намеренно. Потому что за преступлением должно следовать наказание. Все тайное должно становиться явным.

Вот почему Айзек решает открыть родителям правду. Что он принимает болеутоляющие таблетки, что совершил членовредительство, лишь бы продолжать принимать их. Что у него развилась зависимость. И надо сказать им об этом сейчас, до того, как таблетки заставят его изменить решение.

* * *

Айзек собирается с духом перед разговором с родителями. Как они отреагируют? Изумятся? Будут шокированы? Рассердятся? Скорее всего, и то, и другое, и третье. Накинутся с обвинениями на бабушку? Айзек надеется, что нет. Даже не планирует сообщать им, что это она дала ему первую таблетку, но ведь родители все равно захотят узнать, откуда все пошло. Он может соврать им, сказав, что это началось после того, как он повредил плечо и доктор из срочной помощи дал ему рецепт. Но врать, когда вознамерился стать чистым? Это не дело. К тому же Айзек никогда не был умелым лжецом. Хотя в последнее время весьма в этом поднаторел.

Он медленно спускается по лестнице, потом возвращается, потом опять идет вниз. И как же начать эту беседу?

«Мама, папа, у меня развилась зависимость от болеутоляющих».

Можно, конечно, просто бухнуть все напрямик. Как говорится, вывернуть душу наизнанку. Они вытаращатся: «Что-о?», и ему придется все повторить. Это и в первый-то раз будет трудно, а уж во второй…

Или, может быть, завести разговор за ужином:

«А знаете, моему плечу немного лучше. Только тут такое дело… Эти таблетки. От них… ну типа трудно отказаться. Насколько трудно? Ну, вообще-то, реально трудно».

Или, может, не идти напролом, а попробовать в обход? Например, послать им ссылку на статью про ребят его возраста, пристрастившихся к анальгетикам. Их пруд пруди — и ребят, и статей. Просто кинуть ссылку без объяснений, и пусть родители сами придут к нему.

Но сколько бы сценариев ни прокручивалось в его голове, все они одинаково ужасны. Несмотря на это, он знает, что должен признаться во всем, ибо ситуация сложилась неприемлемая.

«А стоит ли это делать? — нашептывает ему таблетка голосом, к которому трудно не прислушиваться. — Это все между нами, Айзек, — между тобой и мной. Пусть так и остается».

Он знает, что если будет тянуть, этот голос заглушит все остальные, и поэтому заставляет себя пройти весь путь до кухни, где, как он слышит, разговаривают родители.

Едва войдя в кухню, он понимает, что что-то не так. Первым делом, в нос ему ударяет едкая вонь подгоревшей пищи. В раковине, словно потерпевший крушение корабль, валяется сковородка; ее содержимое черно до неузнаваемости. Мама сидит, поставив локти на стол и положив голову на ладони — стандартная поза человека, у которого раскалывается голова. Папа чистит конфорку, на которую что-то выкипело. Похоже, весь ужин пал жертвой их беседы.