Рокси

— Ладно, так за каким чертом ты приперся?

У Айзека нет ни времени, ни терпения для препирательств, поэтому он переходит прямо к делу.

— Мне нужны болеутоляющие, и я готов за них заплатить.

Крэйг не сразу соображает, что Айзек из врага превратился в покупателя. Когда до него наконец доходит, на его физиономии вырисовывается улыбка Чеширского Кота.

— Колеса от боли, вот оно что? Ломает, да? Торчишь от ангела крепкого сна?

— Я заплачу, — повторяет Айзек.

— Ну не знаю… Мне типа нравится смотреть, как тебя колбасит.

Айзек знал, что будет нелегко. Знал, что придется прыгать через кольца, и некоторые из них могут быть в огне. Но если в конце ждет облегчение, он будет прыгать — пусть только Крэйг скажет, как высоко.

— Да с чего ты вообще взял, что я торгую этим говном? — осведомляется Крэйг.

— Если и нет, то знаешь кого-то, кто торгует. За информацию я тоже заплачу.

Крэйг пару секунд чешет в затылке. По улице проезжает еще один грузовик, покидая обреченный район.

— Пошли в дом, — наконец говорит Крэйг.

Айзек вздыхает с облегчением.

— Спасибо, Крэйг.

— Заткнись. Мы еще не сделали дело.

Дом разгромлен. Бóльшая часть мебели уже убрана. Всюду громоздятся коробки.

Девица, вооружившись гвоздодером, вытаскивает гвозди из стены, на которой когда-то что-то висело.

— Че ты время зря тратишь? — осаживает ее Крэйг. — Все равно все сломают, с гвоздями или без.

— Гвозди хорошие, — возражает она и продолжает свое дело.

Крэйг ведет Айзека по коридору.

— Тебе повезло, что ты меня застал, — сообщает он. — Улица обречена. Тут всё снесут, а на освободившемся месте проложат скоростное шоссе. Пошла последняя неделя, чтобы убраться отсюда.

— А если кто-нибудь не захочет убраться?

— А кому какое дело? Все пойдет под бульдозер.

Крэйг заводит его в пропахшую плесенью спальню. Доски разобранной водяной кровати еще стоят у стены, готовые на вынос. В комнате остались лишь старый письменный стол, не стоящий того, чтобы тащить его на новое место, и за компанию с ним стул с поломанной спинкой, а также штабель пластиковых коробок с надписью «игр. ком.» — как будто вся развлекательная активность Крэйга проходила в этой спальне.

Скользящая дверь стенного шкафа открыта, видны флаконы и пакеты, наваленные в углах. Не столько драконьи сокровища, сколько драконьи останки.

— Не суйся туда, — советует Крэйг. — Все равно что иголку в стоге сена искать. И там, кстати, могут и правда оказаться иголки.

Он направляется к коробкам, раскидывает их, пока не добирается до одной, помеченной «разное». Открывает — она забита флаконами, расставленными, гораздо более организованно, чем залежи в шкафу. Если бы Айзек не был вконец обезвожен, он бы сейчас пустил слюнки. У флаконов вполне законный вид, за исключением того, что этикетки надписаны от руки. Крэйг рассматривает флаконы, читает этикетки.

— Не то… не то… не то… А! Вот!

Он вытаскивает один флакон. Не маленький, наоборот — здоровенный, на добрую сотню таблеток, хотя Айзек не знает, сколько их там на самом деле. Крэйг лыбится и потряхивает флаконом, как маракасом, задавая ритм.

— Ну что, плясать будешь? — спрашивает он.

Айзек протягивает руку, но Крэйг отводит флакон назад.

— Деньги вперед!

— Сколько?

— Да все, что есть. Ты не в том положении, чтобы торговаться, так что гони бабло.

И Айзек вынимает бумажник и отдает Крэйгу все его содержимое.

— Триста. Это все, что я смог снять в банкомате.

Крэйг считает банкноты, затем говорит:

— А теперь те, что в носках.

Должно быть, в глазах Айзека отражается потрясение, потому что Крэйг гогочет:

— Думаешь, я дурак, да? Никто в наше время не ходит в длинных носках, разве что в них что-то прячут.

Айзек наклоняется, стараясь не терять равновесия, и вытаскивает из носков еще сто двадцать долларов. Но Крэйг по-прежнему не дает флакон. Не все кольца еще зажжены.

— А теперь скажи, что ты меня любишь, — требует Крэйг.

И когда Айзек не отвечает, он трясет флаконом в ритме босса-новы.

— Папочка ждет…

— Я тебя люблю, — выдавливает Айзек.

— Ой нет, скажи так, чтобы я поверил.

— Я люблю тебя, Крэйг.

— Отлично. А теперь скажи, что твоя сестра долбаная шлюха.

Айзек плотно сжимает губы. Он знает, что это лишь слова, но несмотря на то, что готов унижаться сам, сестру он не унизит. Даже если она никогда об этом не узнает, он просто не может этого сделать.

— Говори, — настаивает Крэйг.

Айзек закусывает губы до крови и мотает головой с такой силой, что кажется, будто мозг сейчас брызнет из ушей.

— Нет? — притворно поражается Крэйг. — Какая жалость!

В комнату некоторое время назад вошла девица с гвоздодером, привлеченная звуками драмы и, возможно, запахом крови.

— Окей, как насчет этого? — Крэйг выхватывает гвоздодер из рук девицы. — Садись, — говорит он Айзеку, а когда тот не трогается с места, добавляет: — Не бойся, я тебя не трону.

Поскольку выбора у Айзека нет, он садится на сломанный стул.

— Теперь положи руку на стол.

Айзек опять медлит.

— Сказал же — я тебя не трону. Ты мне доверяешь?

Айзек, не в силах унять дрожь, распластывает руку на столе ладонью вниз. Крэйг вкладывает молоток в другую руку Айзека.

— А теперь воткни его в руку.