Рокси

Айви идет ко входу в дом, считая шаги и контролируя дыхание. Все последние дни превратились в серию открытых люков. Она не готова провалиться в очередной из них, но разве у нее есть выбор? Если бы случилось что-то и в самом деле очень серьезное, мама не ограничилась бы простым «нам надо поговорить», правильно? Постой, ведь она позвонила. Возможно даже, что родители звонили ей много раз, просто Айви об этом не знает, потому что телефон по-прежнему выключен.

Войдя в дом, она обнаруживает в гостиной родителей и двух офицеров полиции. Один коп тыкает пальцем в планшет, видимо, составляя протокол, другой здесь явно для моральной поддержки.

Тот факт, что родители дома, живы и здоровы, позволяет вычеркнуть один пункт из списка ужасных причин для визита полиции, но в этом списке еще сотни других столь же ужасных поводов для беспокойства.

Родители видят входящую дочь, и на их лицах мгновенно вспыхивает разочарование. Ничего нового. Однако, кажется, в выражении их лиц присутствует что-то большее, чем просто стандартное неудовольствие.

— Что происходит?

— Айви, ты случайно не знаешь, где твой брат? — спрашивает отец.

— Айзек? — говорит она, как будто у нее есть другой брат. — Нет…

— Он с тобой не связывался? — спрашивает мать.

Айви вытаскивает телефон, но тот по-прежнему выключен.

— Не думаю, — отвечает она и включает телефон, но загрузка занимает целую вечность. — Может, кто-нибудь скажет, в чем дело?

Офицер моральной поддержки отвечает вместо родителей:

— Похоже, твой брат пропал со вчерашнего вечера.

— Со вчерашнего вечера? — Айви сбита с толку. — И вы хватились его только сейчас?

На лицах родителей смешанное выражение стыда, вины и даже, возможно, отвращения к самим себе. В другой день, в другое время Айви была бы довольна, но не сейчас.

Они коротко рассказывают ей то же, что уже рассказали полицейским. Вчера Айзек лежал дома больной — второй день подряд, но, похоже, ему стало лучше к вечеру, когда родители вернулись домой.

— Он все еще был слаб, но выглядел уже гораздо лучше, — говорит мама.

Он взял ужин к себе наверх, закрыл дверь и не выходил всю ночь. Родители слышали звук работающего телевизора и не беспокоились. Но услышав в пять утра, что телевизор по-прежнему работает, отец заглянул к Айзеку и не обнаружил сына в комнате. Так что нельзя с уверенностью сказать, когда он ушел и почему.

— Вы пытались ему звонить? — спрашивает Айви.

— Переключается на голосовую почту, — отвечает папа. И добавляет: — В точности как твой.

— Всему этому должно быть логичное объяснение, — настаивает Айви.

— Ваша дочь права, — говорит полицейский с планшетом. — Такое происходит без конца. Но девять раз из десяти это ложная тревога.

Отец вскипает:

— Что вы имеете в виду под «такое происходит»? Какое «такое»?

— Ну-у, подростки склонны к…

— Мой сын не из таких! — отрезает папа.

Второй офицер открывает рот, но тут же благоразумно закрывает. Суть в том, что Айзек и правда «не из таких». Это прерогатива Айви. Но она-то дома, а Айзек нет.

— Вы не связывались с его друзьями? — спрашивает первый офицер.

Как раз это родители сделали первым делом. Они позвонили и написали всем его близким друзьям, но ни один из тех, кто ответил, не мог ничего сказать, кроме того, что в последнее время он вообще редко показывался. Шелби так и совсем не отозвалась.

— Но, правда, еще рано, — спешит сказать мама, хотя уже одиннадцать.

Один офицер выдвигает предположение, что Айзек и Шелби убежали вдвоем, и это снова выводит отца из себя. Айви, однако, считает это возможным — до тех пор, пока не тренькает мамин телефон. Записка от Шелби кратко гласит: «Нет, я его не видела». Возможно, это самое декларативное из всех ее высказываний.

— И все? — недоумевает отец. — Похоже, она даже не встревожилась!

И тут до Айви вдруг доходит: это записка не от любимой девушки. Это записка от бывшей любимой девушки.

— Он странно себя вел в последнее время, — вырывается у Айви. — И не прикидывайтесь, что не понимаете, о чем я. Вы тоже это замечали.

Родители и не отпираются.

— Это правда, он был сам не свой, — признает мама. — Очень сильно огорчался из-за травмы.

Полицейский мгновенно настораживается:

— Какой травмы?

Подспудно Айви чувствует, куда идет этот поезд. Ее первое инстинктивное побуждение — стать на сторону родителей и заявить «только не мой брат», но в этой комнате только у копов достаточно объективности, чтобы проследить путь сошедшего с рельсов поезда.

РИКИ

Рики безостановочно честит себя за то, что словил ворон. Пока он половину ночи развлекался сериалами по телевизору, Айзек где-то, неизвестно где, развлекался чем-то другим.

Ему следовало рассказать кому-нибудь о сложившейся ситуации. Ему следовало раздуть целую историю, а не оставлять это тайной между друзьями. Айзек, конечно, рассердился бы на Рики за то, что тот нарушил конфиденциальность, но его гнев улегся бы, как только он стал чистым. Рики следовало бы предпринять хоть что-нибудь, не держать все в себе. И вот пожалуйста: вместо «ситуации» у них теперь кризис.