Рокси

Она пришла сюда еще только один раз, когда все было готово, и Айзек провел для нее экскурсию по однокомнатному помещению, словно риелтор на показе. Не Тадж-Махал, но Айви вынуждена была признать, что для двух двенадцатилеток домик получился что надо. Однако на следующее лето хижину наводнили пауки, а Рики, несмотря на свои претензии на «мачизм», пауков не выносил. Затем по лестнице забрался скунс и устроился на местожительство. Айзек наступил на него, скунс обдал его струей, и, хотя Айзек в конце концов избавился от запаха, на этом история хижины завершилась.

Пока Айви едет вдоль кромки леса, не зная, где искать хижину, небо заволакивают зловещие тучи. «Лес» представляет собой природный заказник площадью всего в несколько акров, окруженный жилыми микрорайонами. Его, наверно, можно пересечь минут за десять, но когда они были детьми, он казался им непроходимой чащей. Наконец Айви видит на обочине машину Рики. Очевидно, он тоже подъехал только что и теперь всматривается в прогалину между деревьями, которая в далеком прошлом была тропинкой.

— Ты правда думаешь, что он здесь? — спрашивает Рики у подошедшей Айви.

— Не знаю… но посмотри сюда! — Она указывает на высокую траву, в которой виднеется примятая полоска — кто-то прошел здесь совсем недавно.

Рики, который всегда находит, за что себя отругать, цедит:

— Черт! Почему я сам сразу не догадался поискать здесь!

Они углубляются в лес. Под пышным весенним пологом царит полумрак, а затянутое облаками небо делает его еще гуще. Рики идет первым, и в Айви растет ощущение, будто они двигаются по туннелю, который ведет в совершенно иной мир.

— Ты уверен, что помнишь, где хижина? — спрашивает Айви.

— Уверен.

Наконец они выбредают к огромной плакучей иве, которая явно не к месту среди дубов и тополей.

— Налево от ивы, — произносит Рики.

Дерево шумит на ветру, его узкие листья поют, выводя низкую, более печальную мелодию, чем остальные деревья в лесу, и Айви вдруг понимает, почему иву называют «плакучей»: не только за поникший, грустный силуэт, но и за скорбную песнь ее листьев. За погребальный плач по всему утраченному.

Ребята уходят с тропинки и углубляются в густой подлесок, где невозможно угадать, прошел ли здесь кто-то до них. Через минуту они видят хижину на дереве.

Она в плохом состоянии. После нескольких лет запустения сооружение еще больше походит на реликт ушедшей эпохи. Крыша провалилась, и вся хижина накренилась — так выглядел бы домик Дороти, если бы приземлился на дерево, а не на злую волшебницу. Айви охватывает дрожь. Вот так умирает детство.

— Боже мой, — бормочет она.

— Да, лучше не скажешь.

Лестница сохранилась неплохо, и на первой ступеньке виден отпечаток ботинка, но опять-таки — невозможно сказать, как давно он оставлен.

— Я пойду первым, — говорит Рики, но Айви останавливает его:

— Нет. Он мой брат.

Она взбирается по ступенькам и, остановившись на пороге, заглядывает внутрь.

— Ну что, он там? — спрашивает Рики у подножия лестницы.

Сцена открывается перед Айви постепенно, не сразу. Провалившаяся крыша закрывает обзор. За ней на полу валяется старый, изъеденный плесенью матрас, принесенный, по-видимому, кем-то из бродяг, в течение нескольких лет пользовавшихся хижиной как убежищем. Запах скунса давно выветрился, сменившись вонью мочи. Нет, Айзека здесь нет. Айви не знает, чего в ней больше — разочарования или облегчения. Она уже готова повернуть обратно, как вдруг ее взгляд падает на кроссовку, высовывающуюся из тени. Айви ведет взгляд дальше, пока он не упирается в фигуру, которая сидит в изголовье матраса, в самом темном углу. Айви ахает:

— Айзек?!

Рики взлетает по ступенькам, а Айви расшвыривает мусор, мешающий ей подступиться к брату. Вид у того такой, как будто он выпал из самолета, пробил крышу и приземлился здесь. И как только у Айви появляется эта мысль, она больше не в силах от нее избавиться.

Айзек, слегка приоткрыв глаза, наклоняет голову в сторону сестры:

— Что ты здесь делаешь?.. — невнятно, врастяжку говорит он.

Она опускается рядом с ним на колени.

— Айзек, чего ты наглотался? Смотри на меня! — Она хватает его за подбородок, принуждает смотреть ей в лицо. — На чем ты, сколько ты принял?

— Иди домой, — бубнит он. — Я в порядке. Мне надо поспать.

Айви подбирает валяющийся около него флакон с таблетками. На флаконе, прямо на пластике, шариковой ручкой накарябаны всего пять букв: «Рокси». В мозгу Айви звенит звонок, но с этим она разберется позже. Сейчас она должна сосредоточиться на брате.

на брате.

И тут Рики поднимает что-то, чего Айви во всем окружающем мусоре не заметила. Бонг.

— Он это курил, — говорит Рики. — Вот дерьмо, он это курил!

— Где, к чертям собачьим, он этому научился?!

— Погуглил, — говорит Айзек и слабо хихикает.

Бонг принадлежит Айви. Она думала, что Айзек не знает, где она его прячет, но ей следовало быть умнее. Между детьми в одной семье некоторые вещи нельзя сохранить в тайне.

— Ты обещал никому не говорить, — бормочет Айзек. — Зачем ты ей сказал, Рики?

Рики не отвечает. Вместо этого он достает бутылку с водой и приставляет ее к губам Айзека.