В этом нарративном мире (возможном мире, созданном его автором) персонажи обретают пропозициональные установки: например, Красная Шапочка сначала полагает, что волку можно доверять, а позже верит, что перед нею в кровати лежит ее бабушка (читателю сказка заранее сообщила истинную ситуацию, не соответствующую представлениям легковерной девочки). Мнение (the belief, la credenza) Красной Шапочки, то, что она полагает, во что она верит, – это доксастический[472] конструкт персонажа сказки, и как таковой он также принадлежит миру сказки, ее фабуле. Таким образом, сказка и ее фабула предоставляют нам два несколько различающихся между собой описания, два конструкта: в первом – волкам можно доверять, а на кровати перед Красной Шапочкой лежит бабушка; во втором – волкам доверять нельзя, и на кровати лежит волк. Мы изначально знаем, что один из этих конструктов подается как истинный, а другой – как ложный, но Красная Шапочка узнает об этом лишь к концу сказки. Иначе говоря, к концу сказки доксастический конструкт персонажа опровергается, оказывается ложным. Проблема заключается в том, чтобы определить отношения между двумя вышеназванными конструктами и установить, в какой мере они сравнимы и взаимно доступны. Чтобы подступиться к этой проблеме, позволю себе сделать некоторые теоретические допущения.
8.4.3. Возможные миры как конструкты культуры
Прежде всего, я сделаю такое допущение, что возможный мир (далее – W) – это ens rationis[473], т. е. конструкт разума (конструкт, созданный разумом). В этом конструкте различие между индивидами и свойствами, по сути дела, исчезает, потому что индивиды рассматриваются как совокупности свойств; элементарными считаются только свойства. Тем не менее это различие (между индивидами и свойствами) должно быть сохранено из практических соображений, поскольку никакой возможный мир не создает все составляющие его части ex nihilo[474].
Яакко Хинтикка (Hintikka, 1973) показал, как можно конструировать различные возможные миры, по-разному комбинируя один и тот же набор свойств. Так, если даны свойства:
круглый красный некруглый некрасный,
то из их различных комбинаций можно сконструировать четыре различных индивида:
Рис. 8.3
Можно представить себе W1, в котором существуют x1 и х3, а х2 и х4 – не существуют. С другой стороны, можно представить себе W2, в котором существуют только х2 и х4, или W3, в котором существует только x1.
Очевидно, что индивиды в подобном случае суть не что иное, как пары по-разному скомбинированных свойств.
Н. Решер говорит о возможном мире как об ens rationis, как о «представлении possibilia[475] в качестве конструктов разума» (Rescher, 1973. Р. 331) и предлагает некую матрицу (к ней мы еще обратимся позже), с помощью которой можно составлять комбинации из существенных (essential, essenziali) и случайных (accidental, accidentali) свойств, конструируя таким образом различные индивиды.
Я бы предпочел в данном случае термин конструкт культуры.
При таком подходе Красная Шапочка – в мире той сказки, которая ее создает (конструирует), – есть всего лишь пространственно-временное сочетание, соединение ряда физических и психических качеств (в терминах семантики – свойств), в числе которых – и такие свойства, как:
– «состоять в отношениях с другими сочетаниями свойств, т. е. другими персонажами»;
– «совершать определенные действия»;
– «быть объектом других действий»;
– «испытывать определенные чувства» и т. д.[476].
Однако текст не перечисляет все возможные свойства этой девочки: говоря нам, что Красная Шапочка – девочка, текст доверяет нам (полагаясь на нашу способность к семантическим экспликациям) задачу додумать, что, стало быть, это – человеческое существо женского пола, что у нее – две ноги и т. д. Текст адресует нас (за отсутствием других указаний) к энциклопедии, которая соответствует нашему «реальному» миру. То же происходит и в случае волка – за исключением того, что свойство «неговорящий» эксплицитно заменяется свойством «говорящий». Таким образом, мир повествования, нарративный мир (a narrative world, un mondo narrativo) заимствует готовые комплексы свойств в качестве индивидов (с учетом обозначаемых поправок) у мира «реального», который для читателя остается миром референции[477].