Роль читателя. Исследования по семиотике текста

Сходным образом разрабатывает Эжен Сю проекты предотвращения преступлений и снижения судебных затрат для неимущих. И еще он выдвигает идею «полиции добрых людей», которая (подобно тому как обычная полиция выслеживает преступников, арестовывает их и отдает в руки правосудия) должна будет «выслеживать» людей честных и добродетельных, «раскрывать» для общества их добрые дела и призывать этих людей на публичные «суды» – для должного признания и награждения добродетели. Идеология Эжена Сю в краткой формулировке такова: попытаемся понять, что можно сделать для бедных в духе братского, христианского сотрудничества между классами – не изменяя нынешнего состояния общества и целом.

Разумеется, эту идеологию можно было бы анализировать и вне всякой связи с романом-фельетоном. Но здесь нас интересует такой вопрос: связана ли она как-нибудь с художественной эффективностью романа, с тем удовольствием, которое роман призван доставлять читателю? Выше мы уже предложили понятийные инструменты для подобного анализа. Повторим: читателю доставляются утешение и уверение в том, что все драматические ситуации разрешимы и на самом деле разрешаются, и при этом (несмотря на это!) читатель не перестает идентифицировать себя с романной ситуацией в целом. Общество, в котором Родольф, как чудодейственный лекарь, совершает свои хирургические операции, остается тем же самым обществом, каким оно было прежде. Если бы дело обстояло иначе, читатель потерял бы доверие к автору, а разрешения конфликтов (и без того достаточно фантастические) выглядели бы и вовсе невероятными. Во всяком случае, они не могли бы эмоционально вовлечь читателя[270].

Как бы там ни было, ни одна из этих реформ не предполагает самостоятельности для «народа», будь то «трудящиеся классы» или «опасные классы». И это вполне логично.

Живописав честность ювелира-гранильщика Мореля, Эжен Сю восклицает: «Разве не возвышает и не утешает мысль о том, что вовсе не сила, не страх, а именно здоровое нравственное чувство, и только оно, сдерживает этот грозный человеческий океан, чья стихия могла бы захлестнуть все общество, сокрушая и его законы, и его власть, подобно тому как разбушевавшееся море крушит плотины и береговые укрепления»[271]. Поэтому реформы призваны укреплять и поощрять здравый смысл и нравственное чувство рабочих масс.

Реформы должны быть делом просвещенного разума «богатых», которым следует осознать свою роль и ответственность как попечителей богатства, предназначенного для общего блага. «Власть имущие» должны приступить «к решению неотложной проблемы упорядочения условий труда», подав тем самым «благотворный пример сотрудничества между капиталами и трудом… Но это сотрудничество должно быть честным, разумным и справедливым, оно должно обеспечивать благосостояние ремесленника, не нанося ущерба имуществу богача… Соединив эти два класса узами доброжелательства и взаимной признательности, такое сотрудничество обеспечило бы мир и спокойствие в государстве»[272].

В коммерческом романе этому «миру и спокойствию» соответствует утешительное успокоение, внушаемое читателю повторами ожидаемого; в плане же идеологии речь идет о реформах, которые меняют лишь кое-что, чтобы оставить в основном все неизменным. Иначе говоря, мы имеем дело с такой системой, которая создается постоянным повторением одного и того же, неизменностью-стабильностью установленных смыслов-ценностей. Идеология и риторика (т. е. повествовательная структура) образуют здесь совершенный сплав.

Еще один характерный повествовательный прием в романе Эжена Сю подтверждает это наблюдение. Прием этот вполне очевиден для читателя и может быть для краткости обозначен возгласом из известного анекдота: «Боже, как я хочу пить!»

Некто едет в поезде и непрестанно восклицает: «Боже, как я хочу пить!» Соседи-пассажиры, доведенные до бешенства этим «припевом», на ближайшей станции приносят страдальцу разнообразные напитки. Поезд трогается – и через мгновение бедолага вновь заводит бесконечную песню: «Боже, как я хотел пить!»

Типичная схема в романе Эжена Сю такова: персонажи-страдальцы – Морели, Волчица в тюрьме или Флёр-де-Мари, по крайней мере в двух или трех случаях – стенают на протяжении нескольких страниц, описывая свое тяжелое положение; когда напряжение читателя достигает предела, появляется Родольф (или кто-либо, им посланный) и исправляет ситуацию; сразу после этого та же печальная история повествуется вновь на протяжении нескольких страниц – те же персонажи или пересказывают ее друг другу, или сообщают ее вновь прибывшим, описывая, как им было плохо и как Родольф спас их от жесточайшего отчаяния.