Сюффрен своими словами, обращенными к Тромелену, тоже демонстрирует свое понимание обязанностей заместителя командующего, которое можно сравнить с пониманием этого Нельсоном в его знаменитом приказе перед Трафальгарским сражением. В этом первом сражении Сюффрен осуществлял главную атаку сам, оставив руководство тем, что можно назвать резервом (во всяком случае, второй половиной атакующих сил), своему помощнику, который, к несчастью для него, был не Коллингвудом и совершенно не смог ему помочь. Вполне возможно, что Сюффрен возглавил атаку не из-за того, что следовал какой-то конкретной теории, но из-за того, что его корабль был лучшим ходоком в эскадре и что поздний час и слабость ветра вынуждали навязать бой противнику как можно скорее. Но здесь выявляется ошибка со стороны Сюффрена. Его поведение лидера включает (не обязательно, но вполне естественно) личный пример. И удерживание своего корабля поодаль от линии противника, в силу блестящих тактических замыслов, заставляло следовавших за ним французских капитанов, естественно чуть ли не в качестве оправдания, держаться на такой же дистанции, несмотря на его сигналы. Противоречие между приказами и личным примером, которые так своеобразно обнажились во время нашей Гражданской войны, в Виксберге, породив недопонимание и отчужденность между двумя отважными офицерами, не должно допускаться вновь. Обязанность начальника – предупредить такие недоразумения дотошным предварительным разъяснением буквы и духа своих планов. Особенно это важно для морского сражения, где дым, слабый ветер и такелаж делают затруднительным распознавание сигналов, хотя они и являются почти единственным средством связи. Так было в практике Нельсона, не чужд этому был и Сюффрен. «Следует тщательно согласовывать диспозиции с теми, кто будут их исполнять», – писал он д'Эстену тремя годами раньше. Оправдание, которое можно найти для тех, кто следовал за командующим и вступил в бой, не может относиться к кораблям арьергарда и, особенно, к заместителю командующего, который знал планы Сюффрена. Он должен был заставить корабли арьергарда занять подветренную позицию, показав, если необходимо, личный пример. Ветер позволял это сделать. Ведь два капитана вели бой с подветренной позиции, причем один из них без приказа, действуя по личному побуждению и храбрости. Как говорил Нельсон: «Не может совершить большой ошибки капитан, который ставит свой корабль борт о борт с кораблем противника». Заместитель получил конкретные рекомендации от Сюффрена, что само по себе является честью и наградой. Для военного историка не важно, была ли нерадивость столь многих сослуживцев Сюффрена связана с непрофессионализмом или с разладом в экипаже и нелояльностью, однако она обратит на себя внимание французских офицеров, неравнодушных к чести своего флота. После нескольких неудач недовольство Сюффрена сильно возросло.
«Мое сердце, – писал он, – истерзано вопиющими нарушениями долга. Только что я потерял возможность уничтожить английскую эскадру… Все, да, все могли бы сблизиться с противником, поскольку мы были на ветре и впереди, но ни один не сделал этого. Некоторые среди них смело вели себя в других боях. Я лишь могу отнести этот страх желанию закончить крейсерство, слабоволию и небрежению, потому что не смею заподозрить нечто худшее. Результат был ужасен. Должен сказать вам, монсеньор, что офицеры, которые долго служили на острове Иль-де– Франс, – не моряки, не военные. Не военные, потому что не служили в военном флоте, а меркантильность, своевольное и не признающее субординацию поведение абсолютно несовместимо с воинским духом».
Это письмо, написанное после четвертого боя с Хьюджесом, следует принять во внимание. Выясняется, что не только сам Сюффрен, проявлявший спешку в последнем сражении из-за своей горячности, отчасти нес ответственность за беспорядок в своей эскадре, но были и другие обстоятельства, и прежде всего поведение некоторых порицавшихся офицеров, что делало жалобы на общее неподчинение чрезмерными. С другой стороны, остается верным, что после четырех крупных сражений, с превосходством сил французов под водительством талантливого и пылкого Сюффрена, английская эскадра, по его собственной печальной констатации, «еще существовала». И не только существовала, но не потеряла ни одного корабля. Единственный вывод, который можно сделать, выражен французским морским историком: «Количество уступило качеству»[164]
. Не важно, была ли неудача следствием непрофессионализма или нелояльности.