Роман

Это был круглый коротышка с хитроватой улыбкой, огромной плешью и вкрадчивым ирландским акцентом. Настоящий гном. Свой шестимесячный период преподавания в Колумбийском университете он начал с того, что не раздумывая вклинился в самую сердцевину споров. Собрав огромную аудиторию, он повторил свою зубодробительную лекцию, прочитанную три года назад на симпозиуме в Оксфорде, которую широко цитировала американская пресса. Мне не доводилось слушать его лекции, но я занял место в переднем ряду и был сражен первым же утверждением: «Если вы хотите овладеть секретами художественного повествования, то есть только четыре английских романиста, которых стоит читать. По хронологии их рождения это — Джейн Остин, Джордж Элиот, [13]Генри Джеймс и Джозеф Конрад. Заметьте, что двое из них — женщины, а двое других — не англичане».

Когда стих шепот удивления, он принялся превозносить своих избранников, чуть ли не провозглашая «Миддлмарч» лучшим романом на английском языке и воспевая непревзойденное мастерство Генри Джеймса. О Конраде он сказал: «Этот поляк, до сорока лет не опубликовавший ни слова на английском, ухватил душу Африки и островов Тихого океана».

Воздав должное своим избранникам, он сделал следующий смелый шаг, отождествив четверых общепризнанных фаворитов с теми, кто отличается в своем творчестве лишь поверхностным отражением: — жизни: «Мое отношение к литературе станет понятнее, когда я поделюсь с вами именами четырех романистов, о которых многие из вас могут иметь очень высокое мнение, но которых отметают внимательные аналитики, не как мусор, конечно, это было бы слишком грубое обвинение, а как поставщиков беллетристики, не заслуживающей серьезного внимания. Опять же по порядку рождения — это Уильям Теккерей, Чарлз Диккенс, Томас Харди и Джои Голсуорси. У них легкий стиль, они увлекают и развлекают, но оставляют читателя ни с чем и лучше всего подходят для легкого чтения в летний зной».

* * *

Ниспровержение общепринятых богов вызвало несогласие, и двое профессоров, специализировавшихся именно на этой четверке высокочтимых англичан, сочли себя обязанными покинуть аудиторию. Когда они удалились, Девлан плутовато подметил: «Боже, сколь мало приверженцев! В Оксфорде выскочило семеро» — и продолжал громить книги и незаслуженные репутации отвергнутой им четверки. Ропот недовольства продолжался, ибо эта часть его лекции больше напоминала высокомерную подстрекательскую речь эксгибициониста. Но именно эти качества были причиной того, что его пригласили пересечь океан и приехать в Колумбийский университет.

Лекция достигла своего апогея, когда один из колумбийских профессоров заметил:

— Вы назвали нам четверку, которую вы превозносите, и четверку, которую ниспровергаете. А кто мог бы стать соответствующей им восьмеркой в американской художественной литературе?

— Любопытный вопрос, — ответил Девлан. — Но ведь именно поэтому я и приглашен сюда, не так ли? Чтобы выяснить кое-что.

Он заявил, что именно над этим вопросом он будет биться все шесть месяцев своего пребывания в Колумбии:

— Я приглашаю и вас начать ломать голову над тем, кого из американских писателей вы бы поместили на восемь обозначенных мест. Я буду делать то же самое.

Таково было начало одного из самых увлекательных полугодий в моей жизни, потому что Девлан быстро приметил во мне молодого американца с тем острым умом, который ценился английскими университетами. Пригласив меня вместе с тремя другими аспирантами (двое из них были женщины) работать с ним, он организовал семинар, где мы анализировали прошлое американской художественной литературы. К концу его пребывания в Нью-Йорке группа определила восьмерку американских писателей, достойных бессмертия, и восьмерку, не заслуживающую доброго слова.

На своем последнем занятии этот неистовый ирландец сказал нам:

— Вы заглянули в самое сердце творческого процесса создания книги. И сейчас вы находитесь гораздо дальше по сравнению с тем, где был я в вашем возрасте. Но теперь наступает самый трудный момент. Каждый из вас должен хладнокровно и объективно выбрать тех четверых, примеру которых вы будете следовать в своем преподавании и писательском труде, и тех четверых, которых вы считаете бесперспективными и выдохшимися. Вы должны оставаться верными своему выбору, и сейчас самое лучшее время для такого выбора, и потому он — самый верный. Свежесть молодости — чудесное увеличительное стекло, через которое стоит смотреть на мир. Сейчас вы видите лучше, чем я в ваши годы, и не забывайте, что после тридцати вы не много откроете для себя нового. Делайте это сейчас или не делайте этого никогда.

Когда мы стали настаивать, чтобы он назвал своих восьмерых американских избранников, Девлан отмахнулся с хитрой усмешкой:

— Вы что, считаете меня сумасшедшим? Если я расскажу, что у меня на уме, вряд ли я вернусь домой целым и невредимым.

— Но потом-то вы расскажете нам, не так ли?