— Рассказать? Нет. Я напишу очерк, аналогичный моему первому. Запомните непреложное правило. Никогда не говорить, а только писать. Из десяти миллионов величайших историй, поведанных восхищенным друзьям, особенно ирландцами в их пабах, в литературу попало только пять тысяч тех, что были записаны. Если это не зафиксировано, считайте, этого нет. — И он покинул Нью-Йорк, так и не поведав нам о своем списке американских писателей.
Одной из двух женщин, принимавших участие в 1978 году в незабываемом семинаре Девлана, была симпатичная выпускница из Айовы Кэтлин Райт. Роясь однажды в поисках нужной книги на библиотечных полках, я подслушал, как Кэтлин с подругой обсуждали мою скромную персону. Они делали это так, словно описывали некий персонаж книги. То, что я услышал, поразило меня.
— Санди, что за фрукт этот Стрейберт? — спросила Кэтлин. — С ним легко и интересно общаться, но он кажется мне евнухом. Его ничто не интересует, кроме книг.
— Если живешь в Сан-Франциско, — хихикнула Сандра, — то слышишь от всех своих подруг: «Что за фрукт этот Пол? Он совсем не смотрит на меня, а весь из себя такой приличный парень!»
— А какой же ответ?
— Каждая группа девушек вырабатывает пять-шесть критериев, по которым судит о мужчинах, и если применять их с умом, то получишь свои ответы.
— Например?
— В Сан-Франциско в ходу тест, в котором с десяток вопросов.
— Расшифруй.
— Ответь на следующие вопросы: видела ли ты его когда-нибудь с другой девушкой?
— Нет. Только с мужчинами, и то не часто. Он настоящий затворник.
— Приводит ли он слова своей матери чаще, чем отца?
— Да, чаще. Мать билась за его образование, по крайней мере, так он говорит. Но я никогда не видела ее в колледже.
— Ловила ли ты его взгляд на себе, когда казалось, что ты не смотришь на него?
— Нет.
— Выходит ли он по вечерам? Один? Смотрит ли по сторонам?
— Тут я ничего не могу сказать. Когда бы я ни встретила его, он всегда направлялся либо в библиотеку, либо по книжным магазинам на Бродвее.
— Ты хочешь сказать, что он не относится к ночным тусовщикам, выискивающим, кого бы подцепить, мужчину или женщину?
— Мужчину?
— Кэйт, к чему, ты думаешь, я клоню? Сдается мне, что ты положила глаз на маменькиного сынка, который женится не раньше сорока, если женится вообще. Вот тебе мой совет — бросай это дело! Ты поставила не на ту лошадку.
Кэтлин поразмыслила над словами подруги и спросила:
— Ты хочешь сказать, что он гомосексуалист?
Ее вопрос настолько шокировал меня, что я чуть было не вскрикнул. За меня это сделала Сандра.
— Ради Бога, Кэтлин, — выпалила Сандра, — перестань нести чушь! Половина по-настоящему превосходных парней в Сан-Франциско не увлекаются девушками ни в двадцать, ни в сорок лет. Это незаурядные люди, и каждая из моих знакомых имеет двоих-троих таких друзей — пожалуй, самых надежных в мире. Принимай Карла таким, каков он есть, и делай все, что можешь, чтобы помочь ему, но не рассчитывай, что он женится на тебе.
— Кто говорил о женитьбе?
— Ты. К этому сводился смысл твоих ответов.
— И что, из них видно, что он нравится мне?
— Невооруженным глазом.
— И ты считаешь, что из этого не выйдет ничего конструктивного?
— Конструктивного? Выйдет. Если он возглавит кафедру в каком-нибудь приличном колледже, то может вспомнить о тебе и предложить место. Что же до того, чтобы он стал твоим любовником или мужем, то тут у тебя никаких шансов. Ни на первое, ни на второе.
— Что же мне делать?
— Поискать в другом месте.
Все оставшиеся месяцы Кэтлин была вежлива и даже дружелюбна со мной, но было также очевидно и то, что она рассматривает меня как ученого, который готовится с блеском защитить докторскую диссертацию и которого интересует только это. Мы, вероятно, останемся друзьями и даже будем переписываться, но то, что однажды я захочу жениться на ней, совершенно исключалось, и мы оба знали это.
В 1980 году, через два года после возвращения в Оксфорд, профессор Девлан прислал письмо, которое очень удивило меня:
«Я узнал в своей канцелярии, что можно оформить льготную поездку в Германию, Францию, Италию и Англию. У вас есть право воспользоваться ею для завершения своего образования. А я, возможно, смогу вырваться к концу вашего путешествия и присоединиться к вам, чтобы поразвлечься в Греции. Пожалуйста, скорректируйте свои планы так, чтобы принять это предложение. Вам необходимо облагораживающее воздействие этих великих мест».
Я поразился тому, что знаменитый профессор из Англии не только помнил меня, но и побеспокоился о том, чтобы организовать для меня такую интересную поездку. Пришлось спешно отправиться домой и обсудить с родителями, следует ли мне принимать это предложение.
— Карл, предложение еще даже не сделано, — здраво рассудила мать. — А ты уже навострил лыжи.
После общения с образованными людьми в университете меня коробило немецкое наречие родителей, и я сухо сказал:
— Я так предполагаю. Но если профессор Девлан говорит, что сделает что-то, то в этом не приходится сомневаться.
— Ты уже сообщил ему, что поедешь? — спросила мать.
— Нет, я хотел узнать вначале, что думаете вы с папой.