Роман

Роман пожал руки Николаю Ивановичу и Петру Игнатьевичу, поцеловался с отцом Агафоном и с Варварой Митрофановной, которые буквально прилипли к нему с двух сторон и, не переставая издавать радостные восклицания, взявши Романа под руки, повели к столу. Это была милая простодушная чета, и он и она до удивительного походили друг на друга. И Федор Христофорович, и Варвара Митрофановна не отличались высоким ростом, имели полное сложение, пухлые короткие руки с пухлыми белыми пальцами, мучнистые, слегка одутловатые лица с почти одинаковыми маленькими круглыми носами, походившими на молодой розовый картофель. Отец Агафон был пятидесяти восьми лет, носил рыжеватую, с сильной проседью бороду и такие же по цвету, длинные до плеч волосы, обрамляющие гладкую розоватую плешь. Его маленькие вострые глазки с рыжеватыми, а поэтому - незаметными ресницами непрерывно моргали, словно стараясь поспеть за ртом, не закрывающимся ни на миг.

Службу и приходские дела о. Агафон вел исправно, хоть и с некоей суетливостью, причиною коей были отнюдь не скаредность и расчет, а особая склонность его мягкого и отзывчивого характера. Сердце у о. Агафона было добрым, крутояровцы его любили и уважали.

Варвара Митрофановна была лет на шесть моложе супруга и ничуть не отставала от него в суетливой подвижности членов и в непрерывных словоизлияниях.

Огурцовы жили в Крутом Яре уж более тридцати лет, детей им бог не дал, зато у них был прекрасный яблоневый сад с пасекой в пятьдесят колод, большое подворье с бесчисленной скотиной и птицей, и просторная, изукрашенная местными древорезами баня с купальней, стоящая на речке на крепких дубовых столбах.

О. Агафон и его супруга были на удивление радушными людьми. По гостеприимству и хлебосольству в округе с ними никто не мог сравниться, их двухэтажный дом всегда кишел родственниками, знакомыми, малознакомыми, а то и вовсе незнакомыми. В будние здесь садились обедать сразу человек пятнадцать-двадцать, в праздники - все сорок. Но особенно трепетно и ласково здесь относились к детям. Им позволялось все, все двери для пяти, семи, семнадцатилетних Танюшек, Тишек и Настасьюшек были открыты, что подчас приводило к разного рода оказиям: битью посуды, потасовкам, объеданиям сладостями и многому другому.

И хотя вообще к детям чета Огурцовых питала невероятную слабость, то слабость и симпатия по отношению к Роману у них вовсе не знала границ.

И сейчас, идя с ними под руки и слушая непрерывный поток восторженных, радостных и удивительных восклицаний. Роман сразу вспомнил все свои шалости в их доме, вспомнил пироги и кулебяки, печеные Варварой Митрофановной на его именины, вспомнил их сад, где он валялся в траве, пасеку, где ел сотовый мед, запивая молоком, купальню, с мостков которой нырял в речку. И церковь, милую крутояровскую церковь, где он впервые уверовал в Бога...

- Голубок ты наш ясный! Прилетел, наконец, к родному гнездышку! Обрадовал всех, слава тебе, Господи! - быстро говорила Варвара Митрофановна, крепко держа Романа под левую руку, а справа шуршал черной шелковой рясой отец Агафон:

- Облагодетельствовал, Ромушка, истинно облагодетельствовал! Ко святому празднику. Богу на радость, нам на умиление! Ой, как же я рад, помилуй Боже!

- Федя, так я ведь сон видела вчера, как-будто журавлики мимо нашего дома летели, а один спустился и на крышу сел!

- Сны вещие мы все видеть мастера, - перебил ее Антон Петрович, - Я видел, как зимою липа цвела, а Лизочка - как у нас под окном клад нашли золотой.

- Да не золотой, Антоша! - махнула рукой Лидия Константиновна! - Клад, а в нем младенец живой.

- Господи, вот чудеса! - удивилась, крестясь. Варвара Митрофановна.

- Обрадовал, вот обрадовал! - повторял отец Агафон, свободной рукой поглаживая свою бороду, - Теперь пасхальную утреню служить сил прибавится! Экий гость в наших краях!

- Надежда Георгиевна с Зоечкой тоже к Пасхе обещались, - проговорил Петр Игнатьевич, тяжело садясь на свое место.

- Ей-богу?! - почти одновременно воскликнули Огурцовы, еще крепче сжав руки Романа.

- Обещались, обещались, - кивал лысой круглой головой Красновский.

- Дай-то Бог, вот славно было бы!

- Надежда Георгиевна! Я ее год не видала!

- А Зоинька, деточка моя! Ну вот уж радости-то было б!

- Вот был бы праздник-то, Господи, твоя воля!

- Как хорошо, как хорошо бы! - жмурясь и качая головой, повторял отец Агафон, - И Антон Петрович с Лидочкой, и Петр Игнатьевич с Надеждой Георгиевной, Ромочка, Зоинька, Куницыны, и опять же, Николай Иванович с...

Он запнулся, моргая белесыми ресницами, а Николай Иванович тут же дополнил своим мягким вкрадчивым голосом:

- Со своими жуками.

Все рассмеялись, Антон Петрович захохотал, звучно хлопнув от удовольствия в ладоши:

- Ах-ха-ха! Нуте-с, честные господа, шутки-шутками, а стол не забывать! Таков приказ фельдмаршала! Прошу садиться, хоть у нас и страстная, а овощами Бог не обделил, так что прошу покорнейше!

Посмеиваясь над шуткой Николая Ивановича, все стали садиться.