Роман

– Да потому что… – Красновский укоризненно покачал своей круглой плешивой головой и вдруг закричал изо всех сил, затрясшись и мгновенно побагровев лицом: – Горррькаааа!!!

Все застыли и на террасе, и на лугу, а через мгновенье десятки голосов закричали на разные лады:

– Горько! Горько!

С каждым криком к ним присоединялись все новые и новые голоса, и вскоре вся масса собравшихся людей кричала в такт это короткое емкое слово, без которого не обходится ни одна русская свадьба.

– Горькоооо! Горькооо! Горькооо! – кричали гости на террасе, глядя на молодых, продолжавших стоять, взявшись за руки.

– Горррькааа!! Горррькааа!!! Горррькааа!! – кричали крестьяне на лугу, привстав со своих мест.

Почувствовав, что все смотрят на них, Роман отвел глаза от жены и оглянулся.

«Они хотят, чтобы мы поцеловались. Неужели они все хотят, чтобы мы поцеловались?!»

Он посмотрел на Татьяну.

«Что же делать? – спрашивали ее глаза. – Неужели надо непременно целоваться?»

Щеки ее заалели, она опустила ресницы.

– Горькааа!! Горрькааа!! Гоооорькаааа! – гремело вокруг.

Роман сжал руку Татьяны. Подняв ресницы, она посмотрела ему в глаза. Взгляд ее был робким и умоляющим.

«Неужели целоваться? – говорили ее зеленые глаза. – Это так страшно, когда все смотрят!»

«Они хотят, чтобы мы поцеловались!» – ответили глаза Романа.

«Сейчас? Нет! Это так страшно!»

Но Роман уже стал приближать к ней свое лицо.

«Ах, нет, нет!» – умоляли ее глаза.

Он коснулся губами ее губ. Они были прохладными.

Он почувствовал, как вздрогнула она, всем существом своим доверчиво отдаваясь ему. Он же не целовал ее, а лишь прижался своими губами к ее губам и стоял так под еще усилившимся криком гостей, словно защищая ее от этого крика. Прошло долгое мгновение, показавшееся Роману вечностью, и он так же медленно отстранился от лица любимой.

Теперь это лицо было совсем другим: в чертах его не было и тени испуга и робости, и оно все светилось, как в церкви, светом благости. «Господни, что за чудо она!» – восхитился в душе Роман, не выпуская ее руки.

Крики стали стихать.

– Я люблю тебя! – прошептал Роман, чувствуя в сердце знакомую волну любви и умиления.

– Я жива тобой! – прошептала она.

Слезы выступили на глазах Романа.

«Господи, так совсем невозможно! – с беспокойством подумал он. – Здесь все смотрят, а я все время реву, как мальчишка!»

Кругом все оживленно переговаривались, скрипели стулья, звенели приборы.

«Надо чем-то отвлечься, – думал Роман, садясь и пряча свои глаза. – Совсем потерял контроль над собой. Это не по-мужски…»

– Эх, друзья, мои! – заговорил Антон Петрович. – Ежели вы не воздадите должное сиим прелестям чревоугодия, я сочту себя смертельно оскорбленным!

Но гости и не собирались наносить дядюшке оскорбления, разговоры смолкли, все с аппетитом ели.

«Надо поесть, – подумал Роман. – Это поможет успокоиться».

Сморгнув слезы, он обвел взглядом тесно уставленный стол.

Каких только закусок не было здесь!

Копченая и заливная осетрина, черная икра, нежнейшая ветчина, семга, буженина, поросенок с хреном, соленые грибы разных сортов, салаты, винегреты, горячие мясные и рыбные закуски и, конечно же, неизменные «староверские» моченые яблоки.

Роман потянулся к своим любимым раковым шейкам в томатном соусе, но вдруг заметил, что Татьяна совсем не ест, а лишь смотрит на него, тихо улыбаясь.

– Любовь моя, тебе надо подкрепить свои силы, – обратился он к ней. – Ты не спала ночь и столько пережила сегодня. Съешь что-нибудь.

Улыбаясь, она покачала головой.

– Отчего же ты отказываешься? Смотри, какое изобилие, и это все для нас с тобой.

Но она снова покачала головой, не смея ни к чему прикоснуться.

– Антоша, Петр Игнатьевич! – обратилась к ним тетушка. – Поухаживайте за молодыми, мне кажется, они несколько растерялись.

– Растеряешься поневоле от такого крика! – усмехнулась Красновская.

– Нет, друзья, обычай – великая вещь! – заговорил Антон Петрович. – А коль мы празднуем с народом, так надобно все делать по-народному!

– Ты, Антоша, совсем уж по-мужицки заговорил! – вставила тетушка, и все засмеялись.

– А я не стыжусь, душа моя!

– Иной мужик профессора за пояс заткнет! – поддержал Красновский, хлопоча вокруг тарелки Татьяны.

– Не вас ли, Петр Игнатьич, за пояс затыкать будут? – спросила тетушка, и новый приступ смеха овладел всеми.

– Дорогая Лидия Константиновна, меня с моей комплекцией трудненько заткнуть за пояс! – парировал под общий смех Красновский.

– Ну, это уж от мужика будет зависеть, а не от вас! – ответила тетушка.

– Особенно, если Надежда Георгиевна поделится опытом с этим мужиком, – осторожно вставил Рукавитинов. – Опытом по затыканию за пояс профессоров.

Всеобщий хохот сотряс террасу.

– А-ха-ха-ха! – хохотал Антон Петрович. – Эка! Вот вам и gaudeamus igitur! А-ха-ха!

– Ничего, Николай Иванович, еще сочтемся! – пообещал Красновский.

За это время он успел нагрузить тарелки молодых различными закусками.

– Друзья мои, вам необходимо подкрепиться, – обратился он к ним. – Подумайте о своем бесценном здоровье и поймите, что не духом единым сыт человек. Татьяна Александровна, особенно это вас касается!

Он поцеловал ее руку: