Роман

– Гор-р-рька-а-а!! Гор-р-рька-а-а!! Гор-р-рька-а-а!! – кричали крестьяне на лугу, привстав со своих мест.

Почувствовав, что все смотрят на них, Роман отвёл глаза от жены и оглянулся.

“Они хотят, чтобы мы поцеловались. Неужели они все хотят, чтобы мы поцеловались?!”

Он посмотрел на Татьяну.

“Что же делать? – спрашивали её глаза. – Неужели надо непременно целоваться?”

Щёки её заалели, она опустила ресницы.

– Горька-а-а!! Гор-рька-а-а!! Го-о-о-орька-а-а-а! – гремело вокруг.

Роман сжал руку Татьяны. Подняв ресницы, она посмотрела ему в глаза. Взгляд её был робким и умоляющим.

“Неужели целоваться? – говорили её зелёные глаза. – Это так страшно, когда все смотрят!”

“Они хотят, чтобы мы поцеловались!” – ответили глаза Романа.

“Сейчас? Нет! Это так страшно!”

Но Роман уже стал приближать к ней своё лицо.

“Ах, нет, нет!” – умоляли её глаза.

Он коснулся губами её губ. Они были прохладными.

Он почувствовал, как вздрогнула она, всем существом своим доверчиво отдаваясь ему Он же не целовал её, а лишь прижался своими губами к её губам и стоял так под ещё усилившимся криком гостей, словно защищая её от этого крика. Прошло долгое мгновение, показавшееся Роману вечностью, и он так же медленно отстранился от лица любимой.

Теперь это лицо было совсем другим: в чертах его не было и тени испуга и робости, и оно всё светилось, как в церкви, светом благости. “Господи, что за чудо она!” – восхитился в душе Роман, не выпуская её руки.

Крики стали стихать.

– Я люблю тебя! – прошептал Роман, чувствуя в сердце знакомую волну любви и умиления.

– Я жива тобой! – прошептала она.

Слёзы выступили на глазах Романа.

“Господи, так совсем невозможно! – с беспокойством подумал он. – Здесь все смотрят, а я всё время реву, как мальчишка!”

Кругом все оживлённо переговаривались, скрипели стулья, звенели приборы.

“Надо чем-то отвлечься, – думал Роман, садясь и пряча свои глаза. – Совсем потерял контроль над собой. Это не по-мужски…”

– Эх, друзья мои! – заговорил Антон Петрович. – Ежели вы не воздадите должное сиим прелестям чревоугодия, я сочту себя смертельно оскорблённым!

Но гости и не собирались наносить дядюшке оскорбления, разговоры смолкли, все с аппетитом ели.

“Надо поесть, – подумал Роман. – Это поможет успокоиться”.

Сморгнув слёзы, он обвёл взглядом тесно уставленный стол.

Каких только закусок не было здесь!

Копчёная и заливная осетрина, чёрная икра, нежнейшая ветчина, сёмга, буженина, поросёнок с хреном, солёные грибы разных сортов, салаты, винегреты, горячие мясные и рыбные закуски и, конечно же, неизменные “староверские” мочёные яблоки.

Роман потянулся к своим любимым раковым шейкам в томатном соусе, но вдруг заметил, что Татьяна совсем не ест, а лишь смотрит на него, тихо улыбаясь.

– Любовь моя, тебе надо подкрепить свои силы, – обратился он к ней. – Ты не спала ночь и столько пережила сегодня. Съешь что-нибудь.

Улыбаясь, она покачала головой.

– Отчего же ты отказываешься? Смотри, какое изобилие, и это всё для нас с тобой.

Но она снова покачала головой, не смея ни к чему прикоснуться.

– Антоша, Пётр Игнатьевич! – обратилась к ним тётушка. – Поухаживайте за молодыми, мне кажется, они несколько растерялись.

– Растеряешься поневоле от такого крика! – усмехнулась Красновская.

– Нет, друзья, обычай – великая вещь! – заговорил Антон Петрович. – А коль мы празднуем с народом, так надобно всё делать по-народному!

– Ты, Антоша, совсем уж по-мужицки заговорил! – вставила тётушка, и все засмеялись.

– А я не стыжусь, душа моя!

– Иной мужик профессора за пояс заткнёт! – поддержал Красновский, хлопоча вокруг тарелки Татьяны.

– Не вас ли, Пётр Игнатьич, за пояс затыкать будут? – спросила тётушка, и новый приступ смеха овладел всеми.

– Дорогая Лидия Константиновна, меня с моей комплекцией трудненько заткнуть за пояс! – парировал под общий смех Красновский.

– Ну это уж от мужика будет зависеть, а не от вас! – ответила тётушка.

– Особенно если Надежда Георгиевна поделится опытом с этим мужиком, – осторожно вставил Рукавитинов, – опытом по затыканию за пояс профессоров.

Всеобщий хохот сотряс террасу.

– А-ха-ха-ха! – хохотал Антон Петрович. – Эка! Вот вам и gaudeamus igitur! А-ха-ха!

– Ничего, Николай Иванович, ещё сочтёмся! – пообещал Красновский.

За это время он успел нагрузить тарелки молодых различными закусками.

– Друзья мои, вам необходимо подкрепиться, – обратился он к ним. – Подумайте о своём бесценном здоровье и поймите, что не духом единым сыт человек. Татьяна Александровна, особенно это вас касается!

Он поцеловал её руку:

– Давайте, дорогие мои, не впадать в крайности. Вы же не индусские йоги, в конце концов!

– Танечка, вы непременно должны попробовать моего поэтического салата! – оживлённо говорила тётушка.

– Раковых шеек, Рома! – качал головой, жуя, Антон Петрович. – Это вершина кухмистерского мастерства!

– Поросёночка, поросёночка покушайте! – советовала попадья.

– Рекомендую заливное, – басил дьякон.

– Гребешочки, гребешочки петушиные во сметанке! – качал головой, зажмурясь, Фёдор Христофорович. – Сладость несказанная!

– Рыжичков попробуйте – во рту тают! – советовала Амалия Феоктистовна.