Роман

– Ага, ага! – воскликнул дядюшка. – Давно забытые, под лёгким слоем пыли, черты заветные, вы вновь передо мной… Всё, всё по плану! А я и впрямь забыл, старый фанфарон! Татьяна Александровна, Роман Алексеевич, друзья, прошу к столу, к меднопузому ворчуну!

Все с оживлением стали занимать места за столом.

Самовар водрузили в центре стола, один из чайников взгромоздился ему на решётчатую голову. Девки в сарафанах тем временем уставили стол всевозможными вареньями, печеньями, пирожками и плюшками, оставив, однако, в центре рядом с самоваром просторное пустое место.

Когда девки вышли, Антон Петрович встал:

– Никита, подавай!

Все повернули головы к двери.

Из неё медленно и торжественно вышел Никита, по пояс заслонённый роскошным тортом, который он с трудом нёс на специальном круглом подносе.

– Ура – кудеснику! – крикнул Антон Петрович. – Шампанского! Шампанского!

Торт был водружён на стол, появилось шампанское, и дядюшка, приказав налить Никите, выпил, чокнувшись с ним, отчего улыбка на полудетском лице повара стала ещё блаженней и глаза его заблестели.

– Какое чудо! – по-детски улыбалась Татьяна, глядя на торт.

Торт был действительно чудесным и представлял собой шоколадную корзину с плодами, искусно сделанными из бисквитов, шоколада и разноцветных кремов. Сверху всей этой прелести на румяном бисквитном яблоке сидели, целуясь, два голубка, отлитых из белого шоколада.

Такие торты Роман видел и ел только в детстве, и волна знакомого детского восторга проснулась в нём, тем более что рядом так же восторгался другой ребёнок – Татьяна.

– Какое чудо! – повторила Татьяна и повернулась к Роману.

Лицо её было лицом девочки.

Роман провёл ладонью по щеке любимой.

– Я люблю тебя, моя девочка, – сказал он.

– Я жива тобой! – восторженно ответила она.

Глаза их, казалось, растворялись друг в друге, и всё окружающее исчезало, словно дым.

А вокруг по-прежнему царило веселье: захмелевшие радостные люди наперебой подсказывали Никите, как резать и делить торт, а он, стоя наготове с большим, похожим на мастерок каменщика ножом, примеривался, блаженно улыбаясь.

– Сбоку, сбоку режь!

– Голубков, голубков молодым сперва!

– Сразу посерёдке, а потом крестом!

– По яблочку, по яблочку срежь молодым!

– Друзья, прошу покорнейше, держите дистанцию, не сбивайте кудесника с толку!

Но советы продолжали сыпаться на повара. Наконец он решительно занёс нож над тортом и стал искусно резать его на тонкие высокие части.

Вскоре благодаря проворству Аксиньи, Поли и Гаши на десертных тарелках перед собравшимися выросли эти высокие нежные клинья, дразнящие прослойками крема, безе и разноцветного шоколада.

Молодым, конечно же, досталась куски с голубями.

– Ты знаешь, я хочу тебе сказать, – заговорила Татьяна. – Моя любовь к тебе – это совсем, совсем не то, чего я хотела все эти годы, о чём мечтала. Я мечтала совсем о другом, причём мечтала так сильно, с таким желанием, что и предположить не могла, что всё будет иначе. А сейчас… – она улыбнулась и покачала головой, – …сейчас всё просто совсем по-другому. Это так ново и так чудесно, что я… я просто ничего не понимаю…

Она замолчала, глядя на него глазами, полными любви и нежности.

– Я тоже ничего не понимаю, – произнёс Роман. – Но зато я знаю. И это – самое главное, это важнее всего. Я знаю всё о нас с тобой.

– И я знаю! – быстро и радостно ответила она. – И мне ничего не нужно, кроме этого знания. Потому что… я жива тобой.

– А я жив тобой, мой ангел, мой свет. Ты вернула мне жизнь, ты вернула мне сердце.

– Я люблю тебя, люблю тебя… – шептала Татьяна в истоме, закрывая глаза. Он взял её руку и, склонив голову, припал к ней долгим поцелуем.

Антон Петрович, с умилением глядя на молодых, приложил палец к губам, и громко говорящие и смеющиеся гости стали постепенно смолкать. Вскоре все замолчали и смотрели на молодых, которые, напротив, никого замечать не хотели.

Так продолжалось некоторое время, и вдруг тихий женский голос, появившись как бы ниоткуда, запел нежно и красиво:

Не отходи от меня,
Друг мой, останься со мной,
Не отходи от меня:
Мне так отрадно с тобой…

Ближе друг к другу, чем мы,

Ближе нельзя нам и быть,
Чище, живее, сильней
Мы не умеем любить.

Если же ты – предо мной,

Грустно головку склоня,
Мне так отрадно с тобой,
Не отходи от меня…

Это пропела Лидия Константиновна. Она смотрела на молодых, в глазах её стояли слёзы.

Всё происходящее было до такой степени естественно и трогательно, что никто не захлопал восторженно, не закричал “браво”, все молча сидели, глядя на молодых. Посреди этого молчания медленно поднялся Куницын с бокалом в руке и произнёс тихо, но внятно:

– За любовь.

Все встали и выпили.

Вдруг со стороны луга раздалось робкое покашливание. Неподалёку от террасы возле кустов сирени стояли Фаддей Кузьмич Гирин, Аким и Савва. Крестьянская толпа же по-прежнему темнела за липами.