Роман без героя

Он подложил руки под голову, прикрыл уставшие за сумасшедший день глаза, и умиротворённая улыбка расплылась по его лицу. Профессор думал о будущем. Нет, не о своём недоделанном «киборге», которого с любовью и точностью до микрона «родил» на принтере 3 D, используя в качестве оригинала трёхмерную фотографию своего сына. Трёхмерность большого снимка Владимира в одних плавках, сделанного фотографом фитнес-клуба, обеспечил толковый сотрудник их «шарашкиной конторы» Саша Чуркин, знавший все тонкости работы на новейшей и ещё не до конца освоенной чудо-технике. Вместе с Сашей они накануне и привезли копию тела Владимира в профессорскую квартиру, предварительно укутав её с головы до ног плотной тканью. «Клон», как называл трёхмерную копию Чуркин, был достаточно тяжёл, поэтому решили везти «искусственного Вову» до входной двери на лифте.

Сделанный из высокопрочного нанолатекса «Вовкин клон» (это название больше приглянулось профессору) весил, конечно, не восемьдесят два, как «настоящий Владимир» (искусственная оболочка получилась всё-таки легче оригинала), но пришлось попыхтеть, пока его вытаскивали из багажника «Волги» и тащили до лифта по крутой мраморной лестнице с монументальными архитектурными излишествами дома, построенного на века, а не на «30 – 40 лет эксплуатации».

Экс-консьержка Дуся, переведённая управляющей компанией в рядовые дворники в прошлом году, когда из-за западных санкций не только дом, но и вся страна переходила в «режим строжайшей экономии», не потеряла былой бдительности и, привстав от распиравшего её любопытства с лавочки, с тревогой в голосе и светло-голубых, будто выцветших, глазах спросила профессора:

– Это чего вы там тащите, а? Не бомбу ли?

Подозрительность Дуси не располагала к юмору, но профессор ответил на полном серьёзе:

– Человека, Дусенька. Человека будущего!

– А-а, – протянула дворничиха и махнула рукой. – Вечно вы шутите, Пан профессор… Вот сколько вас, а это лет тридцать будет, и все тридцать лет – сплошные шуточки. Пора взрослеть! Пора, Пан профессор…

Профессор, кряхтя под тяжестью «Вовкиного клона», бросил успокоившейся Дусе:

– Успеется, Дусенька… Какие наши годы?

Когда Чуркин, профессор и «человек будущего» уехали на лифте на свой этаж, Дуся достала из сумочки пакет с «Бабкиными семечками» и, метко сплёвывая шелуху в самодельный кулёк, вслух посплетничала сама с собой:

– «Какие наши годы, какие наши годы!..» Тьфу ты! Да ваши такие же, как и наши. Вылез человеку из люльки, оглянуться не успел, а уж и в гробик пора…

Сокращённая, как считали все уволенные в тот период, «по воле Запада и треклятых «америкосов» в образе яйцеголового негра-президента, которого после введения в стране санкций всеми фибрами своей души возненавидела экс-консьержка бывшего элитного дома, баба Дуся даже всхлипнула от своих же проникновенных слов. Она хорошо помнила лучшие для жильцов этого красивого дома времена, когда и хлеб, и водка, и квартплата стоили сущие копейки. И куда всё делось? В какую чёрную дыру времени провалилось такое короткое, как северное лето, её счастье, будто бы и было, было, а посмотришь вокруг, увидишь, что стало – и не было ничего как будто…

Старушка мелко перекрестилась и горько вздохнула, вспомнив прайс-лист фирмы «Ритуальные услуги населению Северо-Запада». И, вспомнив крепкое словцо, запрещённое даже в литературе, помеченной цензурным индексом «18+», в сердцах, с обидой, копившейся в её обиженной душе больше года, бросила вслед Пану профессору:

– Ну как тут помрёшь, мать твою, с такими ценами похоронными? Особливо, когда Витька-сожитель жрёть и жрёть водку с пивом. Да ишшо и закусывает! Каждый день!

Когда «Вовкин клон» установили в зале, Чуркин, любуясь своей филигранной работой, сказал:

– Конечно, пришлось вам, Игорь Васильевич, изрядно потратиться, пришлось…

– Да уж! – вытирая пот со лба, сказал профессор. – Дачу в Завидово, свой золотой портсигар с гравировкой «Всё пройдёт, как с белых яблонь дым», который ещё на сорокалетие подарил Комитет по науке – всё спустил во имя науки, старый пень! Что Володьке после меня останется?