– Вот! Священной железякою бью по башке поповской – и мне ничего! – бесновался Главантидёр. – Ничегошеньки!.. Как светило солнышко, так и светит! Как ворковали гули, так и воркуют. Кому какое дело, что я эту контру кончаю?
И с этими словами он еще дважды ударил отца Василий по голове, норовя попасть в самое темечко.
Старый священнико покачнулся, но не упал. Глаза его залила кровь. И он, как слепец, вытянув руки к своему приходу, сказал вдруг неожиданные для всех слова:
– Прости их, Господи! Не ведают, что творят…
Подбежавшая к старцу матушка, бережно взяла окровавленного священника под руку и отвела в дом.
– Товарищи! – закричал теперь Котов, обращаясь к народу. – Вы видите, никакого чуда не произошло… Хулитель власти за свои угрозы народу получил по заслугам! И никакой кары небесной не последовало. Это всё враки поповские… Их вредная религиозная пропаганда! Хватит, попили они нашей кровушки. Теперь не перед своим Богом будут отвечать, а перед нашим справедливым законом! Перед государством рабочих и крестьян!
Петр Ефимович, спускаясь с пригорка, зычно зазывал слободчан:
– Подходите к ракитке, товарищи! Там ведро со спиртом! Кружка, краюхи хлебца, соленые огурцы! Причаститесь у диктатуры пролетариата! Выпейте в честь освобождения своего от мракобесия. Жрите, товарищи «безбожники», славные мои колхознички, сколько хотите! Нынче, как при коммунизме, на вас всех хватит…
Сперва к ведру потянулись единицы. Но когда у тенистого дерева образовалась очередь, в новое «святое место» кинулись почти все. Пили дармовую водку, ломали дармовой хлеб, брызгались соленым рассолом, как слезами, поглощаемые из бочонка огурцы…
– Причащайтесь, братья и сестры! Халява, товарищи! Да здравствует социалистическая халява! Ура.
– Ура-а-а!..
– Со свободой вас, товарищи! – крикнул с возвышения Богданович. – Ура свободе духа!
Он притушил голос и наклонился к волосатому уху Котову:
– Ну, пошла плясать губерния!..
– Надо в оба глаза глядеть. А то этому пьяному море по колено: что попа сковырнуть, что комиссара – однох…но! – сверкая восторженными глазами, бросил Петр Ефимович.
Котов, хлебанувший из ведра тоже, захохотал:
– Сколько революционного энтузиазма в этих смиренных душах? Только разбуди его! Мы разбудили!..
Он дал знак главному антихристу деревни: мол, начинай главное действо антирелигиозного праздника.
– Товарищи безбожники! – закричал со своего места Карагодин-старший. – Свернем с этой золотой маковки тяжкий для трудового народа поповский крест! Хватит нам его тащить на их Голгофу! Пора и честь знать…
– Свернем! Сбросим! Давай спирту ишшо!.. – раздалось внизу.
– Свергнете крест, тогда милости прошу в правление комбеда! В мою хату! Угощаю всех!.. – прохрипел осипший от руководства Петр Ефимович.
Толпа бросилась к веревкам, разобрала концы.
– И-и.. раз! – по военному с зычной хрипотцой командовал главантидёр. – И-и два!.. Поднатужились, сволочи!
– Дружней, дружней, товарищи! – весело подбадривал опьяневших слободчан Богданович. – Никто не даст нам избавленья! Ни бог, ни царь и не герой! Добьемся мы освобожденья своей мозолистой рукой!..
Народ поднатужился, предвкушая пьяное забытье… Уперся ногами в грешную и святую землю.
Крест, не выдержав дьявольской силы, надтреснуто скрипнул и покосился.
– Свергнем! Свергнем!… – неслось со всех сторон.
Кто-то в пьяном угаре даже крикнул неуместное:
– Распнем!
Люди обезумели.
Климка забился подальше в лопухи и сжал ладонями голову. Да так, что череп затрещал, как переспевший арбуз.
– Пошел, пошел! Тяни, безбожники! Черный Петруха за работу ишшо выкатит! – неслись из бесноватой толпы пьяные выкрики.
И тут к веревке, которая проходила мимо колокольни, из стрельчатого каменного оконца появилась грязная худая рука юродивого. Он тянулся к веревке с большим обломком ржавого ножа. Каким-то чудом перехватил отпущенную внизу пеньку, схватил канат свободной рукой и стал отчаянно перерезать веревку тупым обломком ножа.
Толпа опешила.
– Пепа! – заорали на него снизу. – Кто не с нами, тот против нас! Слова-то – из Священного писания. Вспомни!
– Господи помилуй! Господи помоги, родненький!.. – приговаривал Пепа и судорожными движениями пилил хорошо вымоченную и свитую в канат пеньку. – Помоги мя, Господи! И прости люди Твоя!..
– Главантидер! – услышал Петр Ефимович окрик Котова. И по интонации понял, что нужно делать.
Карагодин в несколько прыжков по каменной лестнице оказался на колокольне, где посадский дурачок пытался перерезать веревки. Он поманил Пепу крючковатым пальцем:
– Подь сюды, Пепа. Жамок32
дам!Но юродивый повернулся к Петру Ефимовичу и замахнулся ножом на него огрызком ножа, вскрикнув визгливо:
– Изыдь, сатана!
– Ах ты, падла немытая!.. – выругался Главантидёр и попытался ударить дурачка серебряным крестом, достав свое орудие расправы из кармана штанов.
Но Пепа вдруг ловко и легко запрыгнул в проем, встал во весь рост, не выпуская веревок из рук.
– Дурак! Свергну и тебя в твой ад!.. – захохотал Черный Петруха.
Юродивый тихо засмеялся в ответ. Казалось, что он совершенно не боялся грозного Черного Петрухи.