Роман без героя

– А освободившийся от мракобесия попов народ, – продолжил мысль Карагодина Котов. – Дружно за пеньковый канат потянет – и снесет ненавистный ему крест к ядреной матери!

Григорий деланно засмеялся. Клим сделал еще шаг назад, боясь нечистой силы, которая, по его разумению, исходила от этой троицы, стоявшей в тени дерева.

– Праздник… – прошептал Захаров. – Святая Троица… Как же крест – и снести?

Богданович зачем-то водрузил на нос круглые очки в металлической оправе, откашлялся.

– Хватит народу чужой крест нести на своих мозолистых плечах! – торжественно сказал Яков Сергеевич. – Пора сбросить и поповскую власть, освободиться от вредных сказок и мракобесия. Без этого светлое будущее не построишь.

– А в царство Божие не войдешь… – сам себе сказал Клим.

– Так готовы, орлы слободские? – положа руку на кобуру, спросил Котов, испытующе глядя на слободских пацанов.

– Я готов, – тут же сказал Гриша, снимая стоптанные сапоги, подаренные ему недавно отцом.

– Молодец! – похвалил парня Богданович. – Сразу видно: наш человек! А зачем сапоги снял?

– Чтобы ловчее лезть было. Разувайся, Клим!

Но Клим сделал еще шаг назад, оступился в ямку и покатился с пригорка в овражек, густо заросший зелеными лопухами. Да так ловко укрылся под их листьями, что совсем из виду пропал.

– Слабо твоему дружку, видать, – засмеялся Котов. – Да ты у нас парень геройский. И один справишься. Только канат привяжи к кресту хорошенько. Неужто не осилим пудовую железяку?

– Осилим, – пообещал Григорий. – Пеньку завяжу морским узлом. Меня матрос Разуваев обучил.

– Разуваев – наш человек, – одобрительно кивнул Богданович. – Большевик с эсминца «Быстрый». Ну, давай, Карагодин-младший. И помни: от этого подвига твое светлое будущее зависит.

Гришка поднялся на колокольню по крутым ступенькам, гляну вниз – и обомлел: по большаку за околицей, поднимая пыль тяжёлыми лапами, грузно бежала большая чёрная собака.

– Чёрт с тобой! – погрозил её кулаком Григорий. – Плевать мне на бабские суеверия.

Глава 17

НИЗВЕРЖЕНИЕ КРЕСТА

Иосиф Захаров о делах несвятой троицы

Отец Василий стоял на самой вершине холма, как на Голгофе. Ветер трепал по ногам его черные полы рясы. Глаза его горели, горячие слова молитвы животворящему кресту слетали с его потрескавшихся губ:

– Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние твое, победы православным христианам на сопротивление даруя, и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство…

Клим повернулся на живот, но так и не вылез из своего зеленого укрытия. Здесь, на дне оврага, он пытался понять: что же происходит у церкви-красавицы, у дома самого Господа?

Чувствовал: происходит что-то страшное, сатанинское, необъяснимое для него святотатство. «Если эта «троица» не боится самого Бога, – думал Клим, лежа в своей засаде, – то разве они побоятся людей или священника с крестом в кулаке? Но ведь есть Дух Святый. И, как говорил отец Василий на Пасху, он обладает дивными свойствами: везде находится, все наполнять своею благодатью и всем дает жизнь. Он же приходит и поселяется в нас по нашей просьбе. И по нашей просьбе очищает нам от всякой скверны. Он – добрый и спасает наши души от грехов и через это дарует нам Царство Небесное… Почему же сейчас, когда оскверняют Божию обитель, Дух Святый заблудился глее-то на полдороге к Слободе? Где очищающая сила твоя? Где, Блаже, правда и сила твоя? Дух истины где? Почему не поразил Господь, вознесшийся на небеса, оттуда, из-за облаков огненным копьем главного антихриста деревни и его приспешников? Почему?!.»

В голубом летнем небе черными стремительными пунктирами расписывались ласточки. Когда прерывался голос слободского священника, пареньку хорошо было слышно, как ворковали голуби на колокольне церкви Вознесения Господня.

Не могло, не имело право в такой светлый праздник Святой Троицы свершатся черное дело. Не имело. Но вершилось же… И не ударил гром небесный, и не поразило огненное копье небесного воинства в железное сердце железных людей.

Клим из лопухов видел, как ловко, по-кошачьи, перебрался из колокольни на железный купол Гришка.

Набат давно смолк… Юродивый, бросив канат, за который раскачивал язык колокола, сел на узкое стрельчатое оконце колокольни, свесив босые ноги в цыпках. Слободской дурачок, простодушно улыбаясь людям, смотрел на ползущего к кресту Карагодина. Его белая праздничная рубаха задралась на спине. И даже были видны капельки пота, которые стекали с напряженной жилистой шеи по спине и дальше.

Народ затаил дыхание. Все, как и Клим, ждали бича Божьего.

Но только гремел треснутый от святотатства голос священника. Да попискивала в кустах невидимая пичужка. Да гремели листы жести на куполе, которые проминались под Гришкиным весом.

К поясу Григория был приторочена толстая пеньковая веревка, которой тот и должен был обвить основание церковного креста, а другой конец сбросить ожидавшему внизу народу.