Главантидер, хорошо ориентируясь в темноте по памяти, снял с выступа на печи керосиновую лампу, чиркнул спичкой и снял закопченное разбитое стекло. Фитиль густо закоптил, завонял на весь дом, контрастно подсвечивая наши страшные изможденные лица.
– Вечерить ща соберу… – буркнул Карагодин, бросая не погасшую спичку на загнетку18
.– Гляди, пожар сделаешь… – назидательно сказал Богданович.
– Вот и сделаю! – засмеялся Петр Ефимович. – Я тако-о-ой пожар раздую, вся Слобода вздрогнет…
И он, как опытный заговорщик, подмигнул Котову:
– А сгорить эта халупа – не беда… Власть быстрее расстарается, чтобы её верному псу новые хоромины поставить…
– Власть сама в одних портах с восемнадцатого года ходит, – возразил Котов, засовывая руки в карман своих кожаных галифе.
– Зато какие штаны!.. – поцокал языком Главантидер. – Из чертовой кожи… Им же сносу, Семен, нету…
Хозяин вышел в сени, загремев пустым ведром.
– Ничего нетути… Хоть шаром покати! – отозвался он оттуда.
– Покрали, сволочи?.. – поинтересовался Котов.
– Да не, – возвращаясь, сказал Карагодин. – Дома-то меня не бывает… Всё воюю, воюю, дерусь за власть нашу народную! Можно сказать, не жалея живота своего… Вот и пусто в животе том.
– А мальчишка твой, Гриша, сейчас где? – зевая, поинтересовался Богданович.
– Мальчишка? – достав кожаный кисет с махоркой, переспросил Карагодин. – Мальчишка к суседям пристроен… Ты, Яков Сергеевич, давеча сказывал, шо знаешь их – Захаровы…
– Мастеровые люди… И плотники, и шорники, и коневоды, и земледельцы, – кивнул Богданович. – Я в Слободу с отрядом продразверстки приезжал… У Захаровых останавливался на постой.
– Хорошо тогда подгребли? – прищурился Петр Ефимович, пытаясь от лампы прикурить самокрутку с подмокшей махоркой.
– План взяли… – нехотя ответил Яков Сергеевич, не желая вспоминать те дни в подробностях.
– У ентих куркулей посадских, – крякнул Карагодин, зажмуриваясь от дыма, попавшего в глаз, – и два плана не грех взять… Двужильные они… На себя завсегда заработают. А вот на родное государство ни в жисть не расстараются. Куркули, словом.
– Не сознательные, – поправил Котов. – Ничего, воспитаем…
– Ты сына, главное, в революционном духе перевоспитай, – со своего места отозвался Яков Сергеевич. – Мелкобуржуазная идеология весьма заразна для простого народа…
Карагодин всхрапнул, но тут же проснулся:
– Не, у Гришаньки – моя закваска… Его уж ни кулакам, ни подкулачникам не переделать. Ему бы грамотенки – далеко пойдет малый… Чувствую нутром, шо далеко…
– Пока мы, чекисты, не остановим, – пошутил Котов и один расхохотался своей шутке.
– А вот коль завтра парень твой в антирелигиозной пропаганде себя проявит с положительной стороны, – снимая сапоги, сказал Богданович, – тогда и отправим его по направлению обкома учиться… В Красной Тыре учительский техникум открыли.
– Вот за это моя отцовская вам благодарность, – почему-то не слишком любезно поблагодарил партийного начальника Карагодин.
– Чтобы получить высшее, нужно сперва получить среднее… устраиваясь на лавке, чтобы поспать часок-другой до рассвета, зевая, протянул Семен. – Так ведь, доктор? У вас-то, надеюсь, даже не гимназия, а университет.
– Военно-медицинская академия в Петербурге, – ответил я, засыпая.
– Во как!.. Из бывших офицериков, значит…
– Я – врач, – сказал я.
– Хватит языки трепать, – проворчал Котов. – Меня от умных слов всегда сон смаривает… Давайте хоть часок подремлем. Такой кошмар пережи…
И он захрапел, не успев закончить фразу.
– Я лампу потушу… – потянулся к огню Карагодин. – Керосина на донышке…
– Нет! – воспротивился Богданович. – Не надо!
– Собачьего воя уже не слышно, – сказал я. – А был ли вообще чёрный пёс с телёнка? Известны случаев массовых галлюцинаций.
– А вы говорили, что болезнь не заразная.
– Хватит! Давайте поспим.
В хате Главантидера – главного антихриста деревни – повисла густая напряженная тишина, нарушаемая только рассветным криком петуха и богатырским храпом Котова, рука которого сжимала рукоять именного нагана.
Глава 16
ГЛАВАНТИДЁР – ГЛАВНЫЙ АНТИХРИСТ ДЕРЕВНИ
За праздничным столом было молчаливо. В прежние времена Троицу в Слободе встречали совсем не так.
Но праздник, несмотря на его полное отлучение от государства, все-таки остался в душах слободчан.
На своем месте, поменяв замашнюю19
рубаху на праздничную косоворотку, сидел дед Пармен, огромный старик почти двухметрового роста.Справа от него – его сын, Иван. Слева – вечно хворавшая жалостливая ко всему живому бабушка Параша. На удалении от старших энергично работали деревянными не крашенными ложками старший сын Ивана Федор, младший сын Клим и соседский приемыш – Гриша Карагодин. Чернявый крепыш был принят в семью по просьбе непоседливого соседа, бесконечно воевавшего за новую власть с бесчисленными ее врагами.
Подавала на стол Дарья, жена Ивана, женщина совестливая и тихая, как мышь.