…Проводив Вениамина Водянкина до околицы деревни Зорино, с которой начпрод отряда начинал свой продовольственный рейд по родным тылам, Василий Харитонович приказал идти в Хлынино. Это сравнительно недалеко, 6 – 7 километров по старому курскому шляху. По нему, сказывали партизаны, в старину из Слободы прадеды за солью под Киев ходили…
В Хлынино ничего подозрительного разведчики не обнаружили. Не было никакой автомашины, никаких немцев и черной собаки, которые в видениях (галлюцинациях) «приходили» к моему пациенту. Вот примерный парафраз49
разуваевского разведчика Тараса Шумилова, прозванного в отряде Бульбой. Человек он физически очень сильный и достаточно храбрый. Психическое здоровье Шумилова в норме.«Разуваев сначала маскировал дислокацию разведгруппы. Потом махнул на маскировку. Сказал:
– А с какого хрена мы по своей земле на карачках будем ползать?
И встал во весь рост. Винтовку с пятью патронами он передал мне. (Я являюсь Ворошиловским стрелком еще с 1940-го года и в Краснотырском физкультурном техникуме стрелял лучше всех).
Я попытался остудить пыл начразведки, но Василий послал меня «куда подальше». Я обиделся и больше своего мнения моему командиру не высказывал.
Между тем В.Х.Разуваев привел нас к хате своего кума, Маркела Шнурова, бывшего работника детской исправительной колонии, располагавшейся до войны в бывшем Ольговском монастыре. Он сказал, что Маркел ничего и никого не боится, хотя в лес не пошел. Якобы, когда-то Маркел говорил Разуваеву, что «немцы справных хозяев не трогают». Они, мол, из них и будут строить страну Россию с «новым германским порядком». Короче, живет себе Шнурок и в оккупации спокойно и сытно, то есть с голоду не пухнет, как мы в лесу.
Василий Харитонович сказал нам: «Вот увидите, ребята, Маркел Шнуров, будет меня, кума, как самого дорогого гостя встречать – с водкой, солеными огурцами, жареной курицей и пирогами с вареньем».
Я предложил нашему комразведки план: всем сперва в дом к Маркелу не ходить. Пусть он, Разуваев, являясь ему как-никак почти родственником, постучится и проверит обстановку. А мы лучше посидим в овражку, поглядим, что да как. К столу, мол, поспеем. Если, конечно, хозяин позовет.
«Позовет, позовет, – пообещал Разуваев. – Чем я рискую? Даже если немцы нагрянут случайно, я его кум из Слободы. Вот, пришел к куманьку на отведки? Откель им меня в физиономию знать?».
Ребята ему:
«Да от тебя лесом, костром и землянкой прёт так, что все собаки хлынинские с цепей сорвутся. Тут никакого документа спрашивать не надобно – партизан. И точка».
А он, упрямый Фома, смеется:
«Вот в печке у Маркела и помоюсь… По-свойски. А вас покличу спинку мне потереть».
Он пошел к крыльцу дома Маркела. А я, Сирин и Федор Захаров остались лежать за пригорком, метрах в ста от дома. Причем, Федька Захаров предупреждал Разуваева: «Не ходи к Шнурку, командир… Шнурок – человек ненадежный, с гнильцой в середке. Такой даже не продаст – за так сдаст».
«Кума не сдаст – грех», – не послушался Василий Харитонович.
И с этими словами наш командир разведчиков пошел к своему куму.
Мы ждем его четверть часа, полчаса, час… Нету Василия Харитоновича.
«Нужно выручать идти», – говорит Федор Захаров. И просит у меня дать ему мосинскую трехлинейку.
Я знаю, что Захаровы завсегда в драке первыми были. Такова медведя и втроем не возьмешь. К тому же Федора за то, что Маркелу рожу набил, из воспитателей колонии шугнули по статье. Чуть не посадили. И винтовку Мосина, боевую единицу с пятью боевыми патронами, я ему не доверил. А на словах сказал:
«Разуваев приказал сидеть тихо. И ждать, пока хозяин не покличит к столу… Вот и ты сиди. И не высовывайся».
Примерно через полтора часа, дверь дома Маркела Шнуркова распахнулась. Я, Сирин и Федор, ведшие наблюдение за домом, обомлели от неожиданности: два дюжих немца в форме, с автоматами и Маркел Шнурок с полицайской повязкой на рукаве вытолкнули на крыльцо окровавленного Василия Харитоновича. Был он уже без полушубка, в одной изорванной тельняшке. Губы его и нос были разбиты в кровь, глаза заплыли от побоев.
«Вара!» – позвал Маркел кого-то и призывно свистнул. Из дверей дома выскочила огромная черная псина, сев подле бедного Василия Харитоновича и оскалив страшную морду.
Федька Захаров дернул меня за рукав, прошипев в ухо: «Дай винт, Бульба! Я по фрицам и Шнурку пальну!…» – «Дура! – отвечаю тоже шепотом. – У немцев автоматы. А у Шнурка карабин с полным магазином на плече. Перещелкают, как цыплят». И кулак ему кажу: сиди, мол, тихо, сын подкулачника! Выдашь, говорю ему, чем наше присутствие, убью из этого вот винта…
И пока мы с ним этак переговаривались, немцы и Маркел, толкая в спину изуродованного Василия Харитоновича, повели его, прямо босого, по снегу к березе, что растет у шнурковского гумна.